Константин мог бы поклясться, что канцлер спрятал улыбку: серые глаза снова выдавали веселье начальника.
— Мой помощник, Константин Сергеевич Яушев, тайный советник, — представил молчащего мужчину Александр Михайлович.
Яушев понимал, что ему следовало бы что-то добавить, но в голову пришло «очень тайный и очень советник», что, очевидно, не сделало бы процедуру знакомства более приятной и менее неловкой.
— Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным, — тепло улыбнулась Софья и пододвинула к себе одну из папок.
— До того, как мы начнем говорить о деле, хотелось бы уточнить, мы не встречались ранее? — канцлер внимательно посмотрел в лицо Ильницкой.
Щеки девушки вспыхнули.
Не дожидаясь приглашения, Константин сел напротив девушки и по правую руку от Александра Михайловича, не скрывая своего изучающего взгляда. Ильницкой не больше тридцати, вряд ли за последние несколько лет она могла оказаться в приграничных губерниях, где нес службу канцлер. Значит, либо старые семейные связи, либо обязательные светские мероприятия, либо все вместе...
— Полагаю, Вы знакомы с моим отцом, — мягко улыбнулась Софья. — Или с дедом со стороны матери. Мужчины в моей семье — военные и чиновники.
— Бесспорно, я пересекался и с Николаем Александровичем, и с Федором Андреевичем, — не стал спорить Воронцов, — но и эти фиалковые глаза я забыть не мог.
После этих слов красные пятна появились не только на щеках Софьи, но и на кончике ее носа, на лбу и на шее. Даже правое ухо госпожи Ильницкой окрасилось в свекольные оттенки.
— Когда мне было одиннадцать, вы как-то настоятельно попросили перестать следить за вашим сыном, — с той же отстраненно-вежливой улыбкой призналась Софья. — Я гостила на даче своей подруги, а она была влюблена в него. Ваш дом был поблизости, но случайных встреч с ним было преступно мало.
Константин старался сохранить на лице вежливое выражение заинтересованности, но получалось не очень хорошо. К чести посетительницы, ее голос даже не дрогнул, только руки хаотично играли с уголком папки. С такими честными руками нельзя играть в азартные игры.
— Припоминаю, — рассмеялся канцлер. — Уже тогда вы поразили меня стратегическим мышлением, Софья Николаевна. Удивительно, что мой сын так и не поддался очарованию Вареньки.
— Полагаю, непреодолимым препятствием к воссоединению двух сердец стала десятилетняя разница в возрасте, — серьезно добавила Ильницкая.
Постепенно красных пятна исчезали с ее лица.
— Или заграничная поездка моего сына, — в тон ей предположил канцлер. — Для столь юной особы, коей была Варенька, пятнадцать лет — длительный срок.
— Не могу исключить, — не стала спорить Софья. — Мне бы не хотелось тратить ваше время, господа, не желаете ли начать обсуждение того дела, ради которого Его Величество отправил меня в Каспру?
***
Дедушка всегда говорил, что одно из самых важных умений — не впадать в отчаяние, когда образ ожидаемого не соответствует происходящему. Софья готова была поспорить, что эти слова произносились кем-то еще, но в ее сердце они проникли исключительно благодаря стараниям деда.
Когда она впервые рассказывала о своей идее Его Величеству, все прошло именно так, как Софье представлялась в мечтах: император был учтив, внимательно слушал и задавал именно те вопросы, к которым она готовилась накануне. Казалось, каждая фраза, которую она проговаривает, семечком опускается на сердце монарха, и пускает там корни, становясь уже собственностью Его Величества. Девушка помнила, как робко улыбалась и опускала ресницы (репетировала ни один вечер), когда император хвалил ее умозаключения. На всякий случай, она была готова даже к съемке своего портрета репортерами, потому заранее выбранное матерью платье соответствовало образу как нежной молодой женщины, так и строгого и решительного руководителя, даже жаль, что обошлось без этого. Только просидела лишние пару часов у парикмахера, когда можно было потратить это время на сон.
В Каспре все прошло не по плану.