— Для вас дети — абстракция? — помощник канцлера откровенно издевался.
Что ж, имел право. Она сама виновата: если не хочешь, чтобы твои слова трактовали неверно, выражайся яснее.
— Пока мы говорим о гипотетических детях, которые еще только могут оказаться в нашем гипотетическом интернате, они для меня являются абстракцией, — не стала отрицать Софья. — Более того, я не испытываю к ним каких-либо чувств. Когда же мы заселим первых воспитанников, познакомимся с ними, узнаем историю каждого, боюсь, даже мое холодное сердце оттает.
Судя по открытой улыбке, Яушев был удовлетворен ее ответом.
— Софья Николаевна, идея об интернате, бесспорно, хороша, — похвалил Воронцов. — Но каков интерес Империи тратить деньги из казны на этот душеспасительный проект?
И тут девушка расплылась в довольной улыбке.
Она оказалась на своей территории, где правили бал цифры, диаграммы, расчеты и прочие придворные в королевстве анализа информации. Наслаждаясь моментом, она открыла папки и разложила на столе часть документов, которые принесла на аудиенцию. Она легко подбирала слова, убеждала, приводила аргументы... Говорила о географическом расположении Каспры: сюда сбегаются бездомные дети со всей империи, поскольку здесь тепло и сыро; упомянула демографическую яму и как следствие — скорую нехватку рабочих рук и пустую казну. Даже об упавшей в цене человеческой жизни ввернула пару предложений, пока не увидела, что Воронцов и Яушев больше не в состоянии воспринимать информацию на слух.
— Меня всегда пугали идеалисты, — вдруг признался канцлер, внимательно разглядывая расчеты Софьи.
Девушка могла дать голову на отсечение — он понимал логику ее записей. Это и радовало, и настораживало одновременно: чаще всего на финальных этапах людей интересовали выводы Софьи, а не как она к ним пришла. Как правило, это было связано с отсутствием достаточного количества времени, а не нежеланием разбираться... Гляди-ка...
— Не понимаю, почему приоритетом должно стать помещение в тепличные условия малолетних преступников, а не их строгое воспитание, — Яушев выглядел серьезным, было непохоже, что у него осталось желание подловить Софью или посмеяться над ней.
Он откинулся на спинку стула и, перестав изучать документы, принесенные Софьей, без вызова посмотрел на нее.
В молчании, воцарившемся в кабинете, звучало положительное решение. Безусплоно, сейчас озвучат вагон «но»: без этого нельзя — таковы правила — но, самое главное, никто ее обратно не развернет, отправив дорабатывать, дописывать, дособирать... Конечно, против воли императора никто бы не пошел, но и помешать канцлеру расхвалить идею и велеть приступить к ее исполнению, лишь чуточку доработав, тоже никто не мог. И все знали, что это «чуточку» может длится десятилетиями.
Почувствовав, как напряжение покидает ее, Софья окинула канцлера и тайного советника изучающим взглядом: казалось, до этого момента от волнения она смотрела на них, но не могла увидеть.
Не без удивления Софья отметила, что Яушев красив. Она бы обратила на него внимание, случайно увидев на улице: высокий, загорелый, черноволосый и темноглазый, с длинным прямым носом... Его внешность была достаточно яркой и необычной не только для маленькой Каспры, но и для столицы.
Воронцов был круглолиц, но не тучен, среднего роста, с намечающимися залысинами, которых, судя по отсутствующим кокетливым попыткам спрятать их или замаскировать седыми кудрями, абсолютно не стеснялся. Вопреки жаре он соблюдал протокол: его шелковый галстук был завязан аккуратным узлом прямо под воротником белоснежной сорочки, а жилет и пиджак были застегнуты на все пуговицы. Александр Михайлович лучился обманчивой мягкостью, стоило ему улыбнуться, как на идеально выбритых щеках появлялись обаятельные ямочки. В том, что мягкость канцлера была лишь внешней, сомневаться не приходилось: тюфяк не стал бы четвертым канцлером за всю историю существования Империи.
— Вы расстроились, Софья Николаевна? — участливо спросил Воронцов, откладывая мои расчеты в сторону.
Опять это выражение лица, о котором предупреждал дедушка.
— Нет, что вы, — девушка отрицательно помотала головой. — Немного устала в дороге.
— Вам следует отдохнуть. Для таких начинаний вам понадобится много сил, — в голосе Александра Михайловича звучали теплота и забота. — Мы же с Константином всегда будем к вашим услугам. Пока же вам стоит подумать, как бы еще раздобыть денег. Я знаю, казна берет на себя все расходы, но поверьте моему опыту, от ее щедрот никто не умирал.