Я видела правду в его обезумевшем взгляде. Действительно убьёт.
Мы пересаживались на другие поезда, останавливались в небольших городках, ждали в машинах. Из окна я видела, как к нам присоединялись другие девушки, такие же наивные, как и я. Хотя были среди них и те, кто пошёл на это сознательно. Ума не приложу, почему. Олави тыкал в них пальцем и говорил: — Вот, учись у них, Лара. Они на всё готовы, чтобы получить свою мечту. Ты должна беспрекословно подчиняться. Прикажу соблазнить клиента, так и сделаешь. Прикажу отдаться ему при всех — улыбнёшься и бросишься перед ним на колени. Иначе убью. Всех.
Очень скоро я перестала надеяться на спасение. Меня постоянно окружали вооружённые мужчины. Улыбчивые и симпатичные снаружи, безумные звери в душе. Хотя какая тут может быть душа… Мимо проходили люди, некоторые заглядывали в окна машин, но встречали только мой пустой взгляд.
Сначала Олави притворялся, что не насилует меня, а учит ремеслу, но постепенно он перестал объяснять свои поступки. Личина смазливого красавчика спала, и наружу выбрался зверь. Набрасывался и брал своё, днём, ночью, когда угодно. Иногда в купе заходили другие мужчины, кивали на меня и спрашивали: «Меняемся?», но Олави отказывался, огрызался и захлопывал дверь. А потом бил меня за то, что не захотел делиться. Его настроение ухудшалось с каждым днём.
— Завтра отдам тебя другим! — обещал он. — Знаешь, что они с тобой сделают? Всё, что захотят! Давай, умоляй меня, чтобы я тебя не отдавал.
И я умоляла. До боли в горле, до разбитых коленей умоляла.
— Всё равно отдам! — злорадно обещал он.
Но не отдавал.
А потом мы приехали в Анапу. Взбудораженный, Олави расхаживал по купе в ожидании остановки.
— Это — очень важная встреча. Если провалишь её, я тебя убью. Слышишь? Убью! Всех! Теперь это и твой бизнес, так что помоги мне произвести впечатление. Нам удалось собрать шесть крупных дельцов, завязанных в туристическом бизнесе. Не случайные люди, а очень, очень влиятельные. Если они войдут в дело, мы покроем всё побережье. Знаешь, сколько молодых туристок приезжают на берег в поисках романтики? Уйма! Дьявольская уйма! Эти парни должны увидеть, что мы собираем качественный товар, а не битых кукол! — Презрительно пнув меня ногой, Олави скривился. — Приведи себя в порядок, девочки помогут с одеждой и косметикой. Веди себя, как профессионалка. Поняла? Чтобы у всех мужиков встал, ясно? Сделаешь это, и я постараюсь тебя не бить.
Я хотела быть одной из тех героических женщин, которые жертвуют собой, чтобы спасти десятки незнакомок. Хотела задушить Олави куском простыни или придумать что-то более извращённое.
Я хотела быть сильной, смелой, решительной и рискнуть всем, чтобы вырваться из этого ужаса. Чтобы сбежать и найти способ защитить себя и родных.
Но больше всего я хотела, чтобы меня не били.
Поэтому я молча дрожала, пока незнакомки замазывали синяки и наряжали меня в одежду, которая казалась кукольной.
Олави выбил из меня силу воли.
А потом нас привезли в город, и я увидела Макса. Человека, которого я посмела умолять о спасении. Напрасно.
Ночной кошмар вернул меня в купе, к Олави. Я закрашивала распухшие синяки, прятала слёзы, обещала быть послушной и соблазнительной. Клялась, что не разочарую его.
Я не кричала во сне, скорее, попискивала, как котёнок. Сама слышала, но не могла вырваться из видений. Окутанная кошмаром, я пыталась разорвать его нити, но они липли к лицу, к шее и душили.
Макс вырвал меня наружу, вытащил на поверхность. Завернул в покрывало и усадил к себе на колени в кресле у окна.
— Перестань ходить туда во сне, останься здесь. Со мной.
Я осталась.
Не задавала вопросов о его намерениях, не искала подоплёки. Слушала его сердцебиение и дремала в сильных, неподвижных руках мужчины, которого я ненавидела. Когда-то.
Проснулась на его груди, рука обвита вокруг шеи, щетина у моего виска. Не удержалась и потерлась о неё, убеждая себя в безопасности. Парадокс. Кто бы подумал, что я буду искать спасения в руках чудовища.
Макс напрягся, но не отстранился. Его подбородок дрогнул, и я почувствовала неровную поверхность шрама.
— Спасибо.
— Не за что.
Он перенёс меня на кровать, починил дверную цепочку и вышел, бесшумно прикрыв дверь. А я задумалась о том, как начать разговор с мамой после восьми лет молчания. Восемь долбаных лет. С того момента, как, выкрикивая проклятия, я сбежала с Олави навстречу мировой славе.