Отец с силой сжимает зубы, но молчит.
Глотаю холодную свекольную жижу, говорю комплименты и ощущаю, как уверенность вытекает из меня, капля за каплей. Я — снова маленькая девочка, подавленная властной аурой отца. Он везде: дома, в школе, в разговорах друзей. Директор нашей школы, известный человек в городе.
Опускаю ложку и стараюсь прийти в себя. Знаю, что мне нужно, вернее, кто. Оборачиваюсь к окну, но темень уже давно проглотила Макса. Вспоминаю слова Димы: «Дыши, Лара!».
Дышу.
— Прошу прощения.
Встаю, подхожу вплотную к окну и смотрю наружу. Мне необходимо знать, что Макс всё ещё там. Вижу, как по детской площадке движется чёрная фигура. Взад-вперёд, взад-вперёд.
Он там, ждёт меня. Если я попрошу, он войдёт и обо всём позаботится. Не знаю, как, не знаю, почему, но мне от этого легче.
— Тебя кто-то ждёт? — догадывается мама.
— Да. Вернее, нет. Прости.
Сажусь обратно за стол. Отец размеренно поглощает суп, черпая ложкой от себя, как положено. В знак протеста я хлюпаю, втягиваю жидкость между зубами и тут же злюсь на себя.
— Сегодня в комитете обсуждали программу на следующий учебный год, — заговорил отец. — Собираются провести региональную проверку в середине сентября. Отнюдь не самое удачное время.
— Во время летних каникул Володенька работает в областном комитете, — торопливо поясняет мама. — Его избрали два года назад.
Собираюсь сказать, что это — большая ответственность, но не могу издать ни звука. Молчу.
— Что можно проверять в сентябре? Никто ещё толком не очухается после лета, ни дети, ни учителя, — продолжает отец.
Отодвигаю тарелку.
— Спасибо, очень вкусно.
— У нас собака, лохматенькая, зовут Ульрик, — дрожащим голосом говорит мама. Волнуется, что я собираюсь сбежать. Снова. — Хочешь, выпущу?
Мама не съела ни ложки, даже не налила себе суп.
— Собаке не место у стола, — отрезает отец.
— Мне нравится имя Ульрик, — говорю одними губами.
— А у тебя есть… животные? — спрашивает мама, в её глазах — панический испуг. Она боится невыплаканных слёз, которые просятся наружу.
На самом деле она хочет спросить, есть ли у меня дети.
— У меня нет… животных.
У меня нет никого и ничего, но я не могу сказать это вслух. Не при родителях.
Мама ставит на стол тарелку котлет и кастрюлю пюре.
— Берите, кто сколько хочет. Всем хватит, — слишком жизнерадостно говорит она.
А вдруг Макс ушёл? Вдруг он меня оставил?
Оборачиваюсь, выискиваю чёрную тень в темноте, но ничего не вижу. Сглатываю панику.
— Если тебя ждут, то иди, — сурово говорит отец, впервые обращаясь ко мне.
— Меня не… — до меня доходит, что отец со мной заговорил. — Всё в порядке.
— А ты Машеньку видела? — спохватывается мама и, когда я отрицательно качаю головой, охает. — Она в прошлом году закончила педагогический с отличием, работает учительницей литературы. Встречается с отличным парнем, Сергеем, у него серьёзные намерения.
Приятно знать, что сестра не разочаровала родителей. Пошла по правильному пути.
На моей тарелке остатки котлеты, но я не помню её вкуса. Облизываюсь, посасываю язык, чтобы вспомнить, но память не пробуждается. Я хочу увидеть Макса. Он поможет, он скажет, как себя вести, что сказать, как перейти через бездну.
Раньше мне никто не помогал. Восемь лет я пыталась выкарабкаться из этого кошмара без чьей-либо помощи. А теперь в моей жизни появился Макс и сломал мою независимость. Сломал меня.
Я не должна просить его о помощи.
Сама. Я всё сделаю сама.
— Я работаю медсестрой.
Как говорится, попытка не пытка.
Коллективный вздох облегчения ясно продемонстрировал, что думали обо мне родители. Без участия Олега здесь не обошлось. Полагаю, что он в красках обрисовал им моё будущее с Олави и карьеру в порнобизнесе, поэтому они и не стали меня искать. Поверили, что я сознательно на это согласилась.
Больно.
Очень.
Потому что не остановили, не спасли и не искали, а главное — потому что ни на секунду не усомнились. Приняли версию Олега и отрезали меня.
— Хорошая профессия, — мама всхлипнула и поднесла к глазам салфетку. Расчувствовалась. Приятно узнать, что твоя дочь не проститутка и не звезда порнофильмов.
Мама собралась было задать вопрос, но поймала взгляд отца и сомкнула губы.
— Я работаю в травмпункте, — невозмутимо продолжила я. По крайней мере, я надеюсь, что выглядела именно так — невозмутимо. Но изнутри меня разрывало глубинное возмущение всех, даже самых немыслимых чувств сразу.