— Да, — заключил много живший и много знавший старик Лагустан, — никто не может хранить тайну так, как тот, кто ее не знает.
Антица.
Перевод С. Трегуба
— Пяти лет молчания больше чем достаточно, доченька. Прошу тебя разговаривать при мне, очень прошу, — говорил старый Джгуанат молодой жене своего единственного сына Тамшуга — очаровательной Антице. — Ни разу за все эти пять лет, что ты в нашем доме, я еще не слышал твоего голоса. Вероятно, он у тебя такой же приятный, как и ты сам. Ну, скажи, хоть одно слово. Прошу тебя!
Но не так-то легко упросить абхазскую сноху нарушить веками установившийся обычай, запрещающий женщине разговаривать при свекре.
Джгуанат Кове жаловался своему соседу Махазу Тарбе:
— Глупый этот обычай. Глупые люди придумали его.
— Нет! Я не считаю людей, придумавших такой обычай, глупыми, — ответил сосед. — Но если ты настаиваешь на своем, то ведь у нас есть и другой старинный обычай, он поможет тебе.
И Махаз Тарба напомнил Джгуанату Кове этот другой обычай: просьба, высказанная в присутствии более десяти человек и поддержанная ими, должна быть выполнена.
— Верно! — обрадовался Кове.
На другой день старик распорядился зарезать одного из двух своих бычков и приготовить званый обед на сорок человек.
— По какому случаю? — недоумевал сын.
— Узнаешь позже, — сказал отец улыбаясь.
Джгуанат сам обошел соседей, родственников, друзей и пригласил их в гости.
К середине дня едва помещавшийся в пацхе Джгуаната стол был заставлен всякими яствами и вином. Один за другим явились гости. На вопросы любопытных: по какому случаю устроен этот званый обед? кто виновник торжества? не задумал ли жениться восьмидесятилетний вдовец Джгуанат? — старик отвечал одно и то же:
— После, после! За столом узнаете. А пока садитесь!
И вот, когда гости, усевшись за стол, приступили к еде и было уже выпито по нескольку бокалов вина, хозяин дома встал, держа в руке наполненный большой рог, и произнес:
— Мои дорогие гости! Я хочу объяснить, почему пригласил вас сегодня. Все вы знаете мою сноху Антицу. Глаза ее светят, как звезды, доброта и услужливость не знает предела. Я люблю ее, как родную дочь. Но одна беда не дает мне покоя. Уже больше пяти лет украшает она мой дом, но я ни разу не слышал ее голоса. Строго исполняя наш старый абхазский обычай, она не разговаривает при мне, свекре. Любя и уважая ее, я хочу, чтобы она впредь чувствовала себя при мне свободно — не как сноха, а как дочь. Провозглашая тост за ее здоровье, я прошу ее исполнить одну мою большую просьбу. Вас же всех, мои дорогие соседи, родные и друзья, я пригласил сегодня для того, чтобы и вы все поддержали просьбу к моей снохе Антице: пусть она с сегодняшнего дня начнет разговаривать при мне.
И Джгуанат осушил рог.
— Просим! Просим! — хором поддержали гости. Зардевшись от стеснения, стояла Антица в углу, склонив голову с длинными черными косами.
Хозяин снова наполнил рог и протянул его своему соседу Махазу. Почтенный и всеми уважаемый, убеленный сединами Махаз Тарба с благодарностью поднял рог и обратился к Антице:
— Дад! Мне идет уже сто двадцать восьмой год. И скажу по правде — за все это долгое время я не знал случая, не видел и не слышал, чтобы какая-нибудь абхазская сноха удостаивалась такой высокой чести со стороны своего свекра и его друзей. "Чего только не увидишь, если никогда не умрешь!" — говорит старая пословица. Что ж, раз добрый и благородный Джгуанат так решил, значит, ты этого заслужила. И я, конечно, присоединяюсь к просьбе моего друга Джгуаната и тоже прошу тебя начать разговаривать при нем, хоть он тебе и свекор. Пью за твое здоровье!
Все поднимали этот рог, и все просили о том же.
Долго пировали гости и только поздней ночью разошлись по домам.
Утром старик Джгуанат поднялся с постели, оделся и вышел во двор. Антица доила корову.
— Доброе утро, дад! — приветствовал старик Антицу, предвкушая удовольствие услышать в ответ ее нежный, ласковый голос.
— Доброе утро, доброе утро, — ответила она, и старику почудилась нотка неучтивости в ее голосе. — Ну? Что скажешь? — добавила она еще более грубо. — Придержал бы хоть теленка! Не видишь — мешает...