Проделывая все это, он бросал укоризненные взгляды на свою старуху. Тогда завыла и она. Ее душераздирающий крик можно было бы, конечно, услышать и в Ахуце и в Аште, если бы не окружавшая нас густая чаща леса. Старуха так старательно царапала себе лицо, что на ее щеках выступила кровь. И странное дело из глаз ее обильно текли настоящие слёзы. Правильно говорит абхазская пословица: "Бывают слёзы, которые обманывают не только других, но и того, кто плачет".
— А где он? — спросил меня старик.
— Он поехал в Ахуцу, — озорно ответил я.
— Как поехал?
— Так вот и поехал. Не сидеть же ему здесь с нами, — еще более усугубил я свою ошибку.
Постой, постой, возьми себя в руки, не теряйся от горя, это тоже бывает, — многозначительно произнес старик и принялся успокаивать меня, решив, что я рехнулся. — Твой дед, говоришь, поехал в Ахуцу?
Тут меня выручил Джансух.
— Да нет, не дед, а этот, как его... посланец, — сказал он заплетающимся языком.
— А я спрашиваю про деда, — сказал старик, все еще стоя с поднятыми руками. — Где лежит ваш дед?
— В Очамчире, — твердо ответил Джансух.
— В О-чам-чи-ре? — произнес старик. — Дед в Очамчире, а вы оплакиваете его здесь, в лесу? — В прищуре его глаз мелькнула улыбка.
"Неужели догадался?" — с ужасом подумал я.
Но и здесь Джансух нашел что сказать:
— Нам и в лесу жалко деда.
Я облегченно вздохнул.
— Это похвально, — одобрил старик. — Сколько же лет было вашему деду?
— Сто двадцать три года, — бойко ответил Джансух.
— Рановато, конечно, он умер, — посочувствовал старик. — Но что поделаешь, сколько день ни длится, а все равно настанет ночь.
— Каждый рожденный обязательно умрет, — подтвердила старушка.
— Не надо так горевать, — утешал нас старик.
— Как же не горевать? — плаксивым голосом возразил Джансух. — Наш дедушка был таким добрым, таким хорошим. — Он осторожно толкнул меня в бок.
Я понял его. Воздев руки к небу, и шлепая себя ладонями по голове, я заревел:
— А... а... а... а, я несчастный!
— Мой брат очень любил деда и страшно горюет, — сказал, глядя на меня, Джансух.
Старик подошел ко мне и стал утешать. Из многих его добрых слов я запомнил следующее:
— Когда на тебя навалилась беда и ты сильно горюешь, вспомни, что ты умрешь. И тогда то, что раньше казалось тебе большим несчастьем, станет лишь маленькой, не заслуживающей внимания неприятностью. Так поступают умные люди. А те, кто не придерживается этого мудрого правила и дает волю своему сердцу, недолго живут на свете.
Когда старики в конце концов оставили нас, мы от души посмеялись.
— Ты прекрасно сыграл свою роль, — похвалил меня Джансух. — Теперь можешь участвовать и в настоящих поминках.
И вот мы подошли к дому умершего.
Большой и ровный двор, зеленым ковром раскинувшийся перед стоящим в глубине домиком на высоких сваях, был полон народу. Люди стояли двумя рядами. Они внимательно смотрели на каждого "выступающего", взыскательно и придирчиво оценивая его искусство оплакивания. У калитки стоял столик, на который следовало положить шапку, а затем чинно пройти к дому умершего для свершения обряда оплакивания.
Я был подавлен торжественностью церемонии. Улучив момент, я шмыгнул в толпу. А Джансух пошел с кем-то в паре. Они благополучно проплакали весь путь от столика до покойника и вернулись обратно.
Приятель разыскал меня и стал корить:
— Напрасно ты прячешься. Смелее иди с кем-нибудь в паре.
Я отказался. Тогда Джансух сказал:
— Да пойми, что более удобного случая научиться этому обычаю тебе не найти. Здесь тебя никто не знает и никто не осудит.
Я пытался сослаться на то, что все, мол, уже проплакали и мне не с кем идти.
— Вы чего не идете в ашьапу? — обратился в это время к нам какой-то явно подвыпивший человек. — Вино чудесное!
— Да, я уже пробовал, — подтвердил знакомый Джансуха, стоявший рядом с нами. — Из Кутаиси привезли шестьдесят ведер прекрасной "Хванчкары". Молодец Астан!
— Астан был бы действительно молодцом, если бы больше думал о лечении больного дяди и меньше о вине, — перебил его другой голос. — Ведь у старика было воспаление легких. Врачи вылечили бы его. Астан бросил старика, занял у всех соседей деньги и отправился в Кутаиси за вином. А ведь, когда он выезжал, старик был еще жив.
— Почему же вы не посоветовали ему лечить больного? — спросил Джансух.