— У тебя здесь столько стройматериалов, что целый город можно построить.
Только теперь понял. Давид какой липкой паутиной опутывает его Силован.
— Материалы эти не мои, а государственные...
— Мне совсем немного надо, мелочь. Никто и не заметит, а государство не обеднеет.. Сделай это, как друга прошу, мы ведь с тобой хлеб-соль вместе делили. Давида передернуло. Он едва удержался, чтобы не вытолкать Силована в шею. "Ну, хорошо же, я тебе покажу", — со злостью подумал инженер, а вслух сказал:
— Сейчас я очень занят. Приходите ко мне завтра в это время, я постараюсь что-нибудь сделать.
— Вот хорошо! — обрадовался Силован. — Значит, завтра? Это точно?
— Совершенно точно, а теперь извините, мне некогда...
Всю ночь Силован и его жена мечтали вслух о том, как сам начальник строительства женится на их дочери, поселится в новом красивом доме и как им будут завидовать все соседи.
— Представляешь, дом наших детей будет виден и с моря и с шоссе, кто ни посмотрит, скажет: здесь, должно быть, живут счастливые люди. А рядом — санаторий... Курортников пускать будем, — мечтал Силован.
— Да, хорошее приданое подготовим мы своей девочке, — поддакивала дородная супруга.
На другой день Силован в назначенное время появился в конторке. Давид встретил его приветливо.
— Ну что ж, пойдемте! — И он повел Силована в ресторан.
— Здесь нам никто не помешает, — сказал он. — Присаживайтесь. Отдохнем, позавтракаем, потом обо всем поговорим. Не возражаете?
— Ну, что вы, конечно, не возражаю! — воскликнул Силован, знавший толк в таких застольных беседах. Давид подозвал официанта, и тот почтительно стал записывать в маленький блокнотик заказ: сациви, мамалыгу с сыром, вино, графинчик коньяка, салат. В этом деле Силован знал толк и стал есть с большим аппетитом.
Когда обед был съеден, а вино выпито, пришла пора говорить о деле. Силован мысленно подсчитывал, сколько попросить цемента, леса, шифера, а Давид мучительно думал о том, как начать неприятный разговор.
— Нравишься ты мне, Давид. Люблю людей, уважающих хлеб-соль. С удовольствием назвал бы тебя своим зятем, — сказал Силован, откидываясь на спинку стула и блаженно поглаживая объемистое брюхо.
Давид рассмеялся.
— Что смеешься, не веришь? Ты лучше скажи, когда дашь строительные материалы?
— Я уже дал вам их. — В глазах Давида плясали искорки смеха.
— Когда, где? — Силован озадаченно вытаращил глаза.
— А вот! — Давид невозмутимо начал переставлять пустые тарелки, стаканы, бутылки. — Это вот лес, это — цемент, это — арматурное железо, а вот это — шифер. А все вместе — мой ответ на вашу хлеб-соль. Видите, я умею ценить наш добрый старый обычай хлебосольства. А что касается строительных материалов, то... — Взгляд Давида стал жестким. — Если вы еще хоть раз заикнетесь мне о них, я вышвырну вас со стройки и прикажу не подпускать на пушечный выстрел. Поняли?
Силован тяжело поднялся и медленно поплелся домой.
За чашкой кофе.
Перевод автора
В Сухуми на набережной, неподалеку от морского вокзала, в тенистом дворике приютилось небольшое кафе.
Над ним нет ни крыши, ни полотняного тента. Но зато широкие веера пальмовых листьев и ветви цветущих олеандров спасают посетителей от палящих лучей южного солнца, а порой и укрывают от моросящего дождя.
Здесь не найти обычных для такого рода заведений столов с белыми скатертями. Не видно и услужливых официанток в накрахмаленных фартуках и резных чепчиках на головах. Никогда вы не услышите здесь грохота джаза и охрипших голосов певцов. Даже радио не будет мешать вам, как ни навязчиво оно на Приморском бульваре.
Удивительно, но в этом неприметном кафе всегда полным-полно народа. Его посетители — большей частью люди с сединой, с морщинистыми лицами, свидетельствующими, что они много перевидели на своем веку. И они очень любят это уютное местечко. Их не отпугивают колченогие столики и старые, подчас продавленные стулья. А все это — ради одной чашечки удивительно ароматного кофе. Все знают, что этот напиток готовит самый лучший кофевар Сухуми — черноглазый, уже немолодой армянин Акоп, человек с большой душой. Попросите у него вторую чашечку его изумительного кофе, он низко склонит голову и мягко скажет:
— Не можно, понимать надо. Дохтур говорит: один чашка полезна, а два — уже вредна. Нельзя!
Но это не обижает посетителей. Они покорно соглашаются с Акопом. И ради одной крохотной чашечки кофе люди готовы сидеть в этом приглянувшемся им кафе целый день. Разве что обеденное время заставит кое-кого вернуться домой. Однако потом многие опять придут к радушному Акопу.