Чанагв любил поговорить со стариками, послушать их речи, пересыпанные убедительными примерами и пословицами — жемчужинами народной мудрости. Не поняв, о ком и о чем говорит почтенный Шач, он выслушал его почтительно, не прервав ни единым вопросом.
— Месть — дело нехитрое, — сказал вслед за своим старшим другом старик Джесиб Царгуш. — Если обидишь осла, и он копытом лягнет. Ведь ты, Чанагв, хорошо знаешь, как издавна смотрят у нас, в народе, на мстящего: кто отомстил, вправду зовется ахаца, героем. Всякий мужчина тоже зовется ахаца — иначе он и не мужчина вообще. А вот того, настоящего мужчину и храбреца, кто проявляет великодушие и не мстит, у нас называют афырхаца, героем из героев. Вот мы и посмотрим теперь, как ты докажешь, что Чанагв — не просто ахаца, а настоящий афырхаца! Разреши давнему врагу своему Еснату Барцыцу побыть здесь, в Абхазии, еще две недели. А потом он уедет сам. — Еснат Барцыц? — спросил пораженный Чанагв. — Из Блабурхвы? Мой, говорите, враг? Он собирается выехать? Куда же?
— На Северный Кавказ, к родственникам жены, — ответил третий старик. — Семью свою он уже отправил туда.
— А где сам он сейчас?
— Он прибыл с нами, — ответил Джесиб, — но остался внизу, у входа. Ждет, что сообщим ему мы.
Чанагв быстро вышел из кабинета и вскоре вернулся, таща за руку упиравшегося Есната.
— Ты в самом деле был малакрыфой, Еснат, — сказал Чанагв, усаживая его рядом с собой. — Не обижайся, пожалуйста. Но, говоря правду, вместе с тем знали мы тебя и как неплохого хозяина. Ведь именно потому и выбирали тебя тогда в нашем общежитии несколько лет подряд своим старостой-завхозом. Верно я говорю? Еснат молчал, а Чанагв продолжал:
— В вашем селе, а также в соседнем — Калдахваре — никак не ладится работа в трех артелях. В одной из них состоишь и ты, Еснат; я видел твою фамилию в списках колхозников. Вот уже больше четырех лет вы трудитесь себе в убыток. Советская власть помогает вам и инвентарем, и семенами, а иногда и деньгами. Но все без толку! Причина только одна: не годятся руководители. Очень уж они у вас бесхозяйственные, не дорожат народной копейкой... Поражает меня и то, что вокруг такие горячие творятся дела, а тебя, крестьянского сына, раньше всегда такого деятельного, сейчас словно подменили: сидишь себе дома и палец о палец не ударишь... Слушай же: наше правительство решило объединить эти три артели в один большой колхоз. Но не находим подходящего руководителя. Все ищем. Вот я и вспомнил о тебе, Еснат, о твоих способностях. Я верю тебе и думаю, что если ты остался таким, каким я знал тебя раньше, то, слегка изменив свой характер, сумеешь вывести колхоз на верную дорогу. Согласен?
— Но ведь у меня нет опыта, уважаемый Чанагв, — заявил, смутившись, Еснат. — И у меня не было никакого опыта, — сказал Чанагв. — Однако раз народ приказал, я стараюсь выполнять его волю. А когда становится трудно, всегда прибегаю к помощи народа. Вот как сейчас.
— Это ты правильно делаешь, Чанагв, — заметил Шач Чукбар. — Держись и впредь народа. Если окажется нужным, то можно и людей себе подчинить, но, знай, только одним: служением им же.
— Мудро сказал ты, почтенный Шач! От всего сердца желаю вам, нашим старшим, жить еще долго-долго и всегда учить нас своей мудрости! — Затем Чанагв обратился к Еснату и снова спросил его: — Ну, что скажешь, Еснат?
— Дай подумать. Дело ведь серьезное, — ответил тот.
— Нечего думать, соглашайся, — настаивал Чанагв. — Допустишь ошибку, — не беспокойся, поправим.
— Лучше, конечно, если ошибок совсем не будет, — вставил Джесиб.
Все замолчали. Тишину нарушил Шач Чукбар.
— Знаешь, уважаемый Чанагв, ведь Еснат прав, что просит дать ему время для размышления, — сказал он. — Как ни коротки слова "да" и "нет", а все же они требуют самого серьезного отношения. Серьезный человек быстро никогда не решает важного вопроса — быстро только заяц бегает. Я знаю нашего Есната: хотя он еще молод, но если даст слово, то обязательно выполнит. Дай ему хорошенько обдумать!
— Ладно, пусть подумает, — ответил Чанагв, бросив взгляд на Есната. — Только помни, Еснат, мое обещание: наше правительство, партийная организация и я сам будем тебе помогать.
— О, тогда я согласен, — встрепенулся Еснат. — Я хорошо помню тебя, Чанагв, и знаю, что для тебя стоит дать слово. Ты почти убил меня, сказав, что я в такое время ничего не делаю. Теперь обещаю тебе работать не жалея сил, чтобы принести пользу народу.