жадных глотков. Никогда не пил настолько вкусной и свежей воды! В кране –
сплошной хлор и ржавчина, минералка почему-то отдает пластиком и кажется
мертвой. А эта сладкая и удивительно живая. В голове сразу же посветлело,
остатки сна упорхнули. Я вытер рукавом занемевшие губы и благодарно кивнул.
— Никогда не пил лучшей воды, — признался я. — Особый источник?
— Нет, — улыбнулась девушка, смахнула с глаз светлую прядку. — Обычный. Это еще
что, у нас в овраге у озера родники есть. Вот где водица живительная… Кстати,
меня Златой зовут! А тебя?
— Александр, — представился я.
Перелил воду в другое ведро, вытянул из колодца еще одно. Девушка ухватилась
было за коромысло, но я отобрал, зацепил в дужки ведер и поднял на плечо.
— Где живешь? Веди, — произнес я с улыбкой. — Хрупким девочкам нельзя носить
тяжести.
— Скажешь тоже, — непринужденно и весело засмеялась она. — Как тогда работать?
Белоручкой быть не хочу, никто в жены не возьмет. Пойдем, тут недалеко. Я тебя
раньше не видела. Ты откуда? В гостях или надолго?..
— Из Славгорода, — ответил я. — Остановился у Вадима.
— У внука Велимира, волхва верховного, — сообразила девушка. Скорчила
таинственную рожицу, приставила палец к губам и шепнула: — Добрый парень. Наши
девицы пятую весну по нему сохнут. А он кремень, никому венка в праздник Макоши
не дарит. Говорит, сначала выучиться надо, а потом за юбками бегать…
Злата обиженно надула губки и нахмурилась — я понял, что и сама запала на
Вадика. Но тут же улыбнулась и поманила рукой, убежала вперед. Я пошел следом,
осторожно ступал по тропинке. Краем глаза следил за ведрами, чтобы не
расплескать. К коромыслу привыкать надо, очень уж неудобная штука — кренит то
влево, то вправо, постоянно грозит соскользнуть. Я останавливался и поправлял,
искал точку равновесия. Девушка нетерпеливо подгоняла, показывала дорогу. Не
выдержала и скрылась между деревьями. Я услышал беззаботный смех, звонкий и
чистый голос, что выводил простенькую песню. Вернулась с охапкой трав и цветов.
Скакала вокруг меня как задорная козочка, хихикала и корчила умильные рожицы.
Вообще смеялась много и охотно, по поводу и без оного — так умеют лишь дети.
Личико раскраснелось, в чистых голубых глазах сверкали желтые искорки.
— А что за Макош? — полюбопытствовал я.
— Вот дуреха! — хихикнула Злата. — Макош — богиня земли и плодородия.
— А-а-а… — многозначительно протянул я.
Наморщил лоб и попытался вспомнить еще каких-нибудь славянских богов — надо ж
блеснуть перед девочкой. Но с изумлением понял, что почти не помню русскую
мифологию. Скандинавскую назубок — как же, там длинноухие эльфы и умелые
бородатые гномы! Греческую и римскую проходили в школе и универе. А вот о
славянской только краем уха и то какие-то обрывки. Что, в общем-то, странно,
ведь своя история, богатые мифы ничем не хуже тех же кельтских и скандинавских…
Вроде бы Перун был, бог войны и молний, еще Иван Купала… или нет, мужик — уже из
православия. А прообраз — богиня воды Купава. Кстати, хороший праздник — с
друзьями каждое лето выезжали на озеро, бесились, пускали венки на воду и
прыгали через костер. А потом водка, шашлычки — прелесть!.. Я мотнул головой,
отгоняя видения, и прикусил язык. Если раскрою рот и брякну, то, несомненно,
опозорюсь. Уж лучше промолчать и сделать вдумчивый вид — да-да, конечно, помню и
знаю, — а потом выспросить у волхва или Вадика.
— У вас в городе все такие неуклюжие? — укорила девушка, когда я в очередной раз
остановился, чтобы поправить коромысло.
— Почти, — кивнул я с улыбкой. — У нас в колодцы по воду ходить не надо. Сама по
трубам течет, только кран поверни.
— Как интересно! — воскликнула Злата и округлила глаза. — Я бы хотела побывать в
городе! У вас, наверное, много всякого…
— Да, — с важным видом подтвердил я. — Водопровод, газ, автомобили, интернет и
мобильные телефоны…
— Подумаешь! — фыркнула девушка, решив, что хвастаюсь. — Мне дед говорил, что у
вас грязно. И еще люди дерганые, нервные. Это потому что живете в каменных
курятниках и едите плохую пищу.
— Он прав, — согласился я и грустно улыбнулся — воспоминание о городе вернуло
чувство тоски. Перед взором вспыхнули картины разрушений, тьма, трупы, пирующие
демоны-навии. — У вас лучше. Вода вкусная и воздух чистый.
— Я же говорила! — торжествующе воскликнула Злата и показала язык. — Сворачивай
направо, почти пришли.
Мы обогнули несколько покосившихся сараев и очутились на подворье небольшой
бревенчатой избы. У крыльца на бревне сидела древняя старуха, подслеповато
щурилась на яркое солнце и что-то усердно толкла в большой деревянной ступке. На
нас внимания не обратила. У дровяника возился светловолосый худощавый мальчишка.
Усердно рубил поленья и складывал в ровные поленницы. Глянул исподлобья, бросил
топор и медленно подошел. Протянул худую ладошку, преувеличено серьезно сказал:
— Серогост.
Я похлопал глазами в недоумении, но сообразил — имя такое. Поставил ведра,
положил на траву коромысло и пожал протянутую руку. Таким же серьезным тоном
произнес:
— Очень приятно. Александр.
Он кивнул, окинул меня долгим изучающим взглядом. Оглянулся на Злату и буркнул:
— Почему так долго? Матушка заждалась. Тесто замешено, пора хлеб печь, а тебя
где-то носит.
— Отстань! — фыркнула девушка, в негодовании тряхнула гривой светлых волос. –
Нашелся воспитатель. От горшка два вершка, а туда же. Я с Сашей разговаривала и
травы собирала. Он из города приехал, будет жить у Велимира…
Злата топнула ногой и погрозила мальчишке. Тот еще больше насупился и пообещал:
— Вырасту и поколочу, будешь знать. Беги к маме, а то нажалуюсь.
— Ябеда! — обиделась девушка. Обернулась ко мне и подарила ослепительную улыбку.
— Спасибо за помощь, Саша. Но мне, правда, бежать надо. Если хочешь, то приходи
после заката на озеро. На берегу у плакучих ив молодежь гуляет. Там и
встретимся, с ребятами познакомлю.
Я кивнул, невольно засмотрелся на белую и нежную шею, пылающие рыжиной пышные
волосы. Опустил взгляд чуть ниже, но тут же перевел на землю, от греха подальше.
Девушка заметила, покраснела от удовольствия, радостно засмеялась и убежала в
избу.
— Дура! — хмуро изрек паренек, глядя сестре вслед. — Даром, что старше. В голове
одни опилки.
— Нет, — ухмыльнулся я, искоса глянул на мальчишку — серьезный и деловой, губы
плотно сжаты, а брови нахмурены. — Блондинка. Кому-то очень повезет… Тебе помочь
с дровами?
— Обойдусь, — отмахнулся Серогост. — Тем более закончил уже.
Паренек спешит вырасти, стать взрослым, сильным и могучим. Во всем копировал
старших: сложил руки на груди, придал лицу серьезное выражение. Двигаться
старался неторопливо и вальяжно, но получалось плохо. В жестах то и дело
проскальзывало нечто мальчишеское, порывистое и бесшабашное.
Серогост вернулся к дровянику, подобрал топор и спрятал в сарае. Поправил
поленницу, взял ведра и отнес в дом. Через минуту появился вновь. На губах
ехидная улыбка, глаза радостно сверкали.
— Получила, — сообщил он с удовлетворением. — Матушка у нас суровая.
Внимание привлек звон металла, азартные возгласы, возня и стуки. Мальчишка
встрепенулся. Воровато глянул на старуху, но та невозмутимо толкла в ступке,
что-то бормотала под нос. Паренек поколебался, шепнул:
— Пошли, посмотрим, как Ворон с Борисом тренируются!
— Пошли, — согласился я тихо. — А тебе не влетит, как Злате?
— Влетит, — поморщился малец. — Но если никому не скажешь, то может и обойдется.
— Нем как рыба! — пообещал я.
Хотел перекреститься, но вспомнил, что тут не принято. Вместо этого подмигнул и