Резкий выпад, и на загорелой коже расцвели три кровавые полосы. Миа возмущенно зашипела, спрыгнула с кровати и горделивой походкой от бедра ушла из спальни, даже не обернувшись.
– Миа! – крикнул вдогонку мужчина, соскакивая с постели и досадливо морщась. Поднял руку, разглядывая набухшие кровью царапины, и скривился ещё сильнее.
– Миа, ну ты что, как дикая? – с укором спросил он, отправляясь обратно в ванную, промывать боевые раны и заливать их перекисью. Там-то его Миа и поджидала, затаившись в засаде.
В темноте глаза её сверкнули зажженным фосфором. А движения были настолько быстры и смертоносны, что он даже вскрикнуть не успел, а она уже сбежала, метнувшись прочь из ванной комнаты.
– Миа, ну что ты творишь? – простонал мужчина, зажигая свет. Взгляду предстали новые царапины, на этот раз на ноге. Одна оказалась глубокой, с рваными краями – пришлось не только промывать, но и заклеить пластырем. Но ругаться он и не думал – сам виноват, слишком долго игнорируя требовательный зов страдающей от гормонов женщины.
Он вернулся в спальню, но Мии там не было. И на кухне её не нашлось. Она отыскалась в гостиной, на диване – настороженная, с блестящими глазами. Тело напряженное, как пружина – того и гляди бросится.
– Миа, девочка моя, успокойся, – принялся увещевать он, медленно приближаясь к ней. Миа следила за его движениями, не мигая.
Мужчина приблизился вплотную, протянул руку, но Миа возмущённо оттолкнула её и зашипела, перепрыгнув с одной подушки на другую.
– Миа, ну я же погладить тебя хочу, – заверил он, вновь протягивая руку. Миа коротко фыркнула и уклонилась от ладони, переместившись в самый угол дивана.
– Я знаю, что у тебя характер, но нельзя же дуться вечно, Миа. Я всё осознал и клятвенно обещаю больше так не делать.
Миа прищурилась, прислушиваясь к интонации. Он сожалел – искренне. Она чувствовала, видела в выражении глаз и слышала в бархатистом голосе. И руку протягивал, прекрасно осознавая, что она может причинить ему боль.
Первое касание было лёгким и осторожным – пальцы скользнули по её голове и тотчас отпрянули. Второе – более медленное, тягучее, и пальцы мужчины двигались куда уверенней от головы и ниже, к шее и напряжённым плечам.
Миа вздохнула. Расслабилась. А потом прикрыла глаза, ткнулась лбом в раскрытую ладонь, напрашиваясь на настоящую ласку. Сильные пальцы коснулись чувствительных кончиков ушей, с усилием погладили затылок, массируя, и Миа заурчала, растекаясь довольной лужицей по дивану. Рука гладила – ровно там, где нужно и именно так, как хотелось. И человек, её человек был рядом, а внимание его безраздельно принадлежало ей.
Она перевернулась на спину, доверчиво подставляя мягкий живот. И шею. И грудь. Выгибалась, млея от столь желанной ласки. Мужские руки дарили самое настоящее блаженство, Миа словно парила в облаках – счастливая до изнеможения.
Счастливой она и уснула, устав от переполнявших её эмоций. Слишком много страсти, слишком много нежности для неё одной, такой маленькой и хрупкой. Слишком много чувств для крохотного сердечка.
Но на меньшее она не согласна. Только не с этим мужчиной – идеальным во всех отношениях, её хозяином.
Едва зелёные глаза закрылись, а дыхание успокоилось, он погладил измученную кошку по голове, тронул горячие уши, сухой нос...
– Бедная моя, – вздохнул мужчина, прижимая к себе пушистый комочек, свернувшийся уютным серым клубком. Наконец-то тихим. – Завтра же запишу тебя к ветеринару. Не дело, когда любимица так страдает.
Миа уже спала и не слышала, как он звонил в клинику и договаривался о процедуре, выслушивая от ветеринара, как вредны половозрелым кошкам сезонные гормональные вспышки.
– Если не собираетесь заниматься разводом – стерилизуйте, – категорично велел врач и привёл печальную статистику, заявив напоследок, что в кошачьем возбуждении нет ничего хорошего для здоровья. И это всё вовсе не любовь, а чистая химия.
– Не любовь, значит, – вздохнул мужчина, повесив трубку. Провёл пальцами по серо-голубой шерсти, упиваясь мягкостью по-зимнему густого подшёрстка. Миа сладко спала, едва шевеля усами. И выглядела такой умиротворённой, что он боялся двинуться, чтобы не потревожить её покой.
Он настолько привык к её выкрутасам на простынях, призывным стонам и настойчивым требованиям ласки, что даже подумать страшно, как будет потом. Без этого буйства чувств, без этого водоворота эмоций. С ней он сам чувствовал себя желанным, почти жизненно необходимым... Он же мужчина, в конце концов, ему важно чувствовать себя значимым.