Исай постепенно успокоился.
Вскоре надзиратель провел его в тюремную канцелярию. Исая предупредили: свидание дается на двадцать минут, говорить можно только на личные, семейные темы.
«Хоть бы там оказалась только одна женщина! Только бы одна!» — не слушая тюремщика, мысленно твердил Исай.
— О политике беседовать запрещено, — строго сказал тюремщик и повел Исая в комнату для свиданий.
«Хоть бы одна! Одна!» — на ходу повторял про себя Исай.
Как и договорились с Бабушкиным, он, войдя, стал на пороге.
Комната была большая, почти зал. Посреди, от пола до потолка, — две решетки. Между ними — узкий коридор, по которому неторопливо прогуливался тюремщик.
К счастью, во второй половине комнаты оказалась лишь одна девушка. И, видимо, неглупая и решительная. Когда Исая ввели, она сидела на скамье, отделенная от него двумя решетками. Смущенный студент не успел еще даже толком разглядеть ее, как девушка вдруг вскрикнула, бросилась к решетке, вцепилась в нее обеими руками:
— Исай, милый, как ты похудел! И оброс весь!..
Это и была «невеста».
— Не волнуйся, я вполне здоров, — пробормотал студент, хотя ему было очень неловко обращаться на ты к незнакомке.
Помня совет Бабушкина, он, правда с запинкой, даже прибавил:
— Дорогая…
Понемногу успокаиваясь, он разглядел «невесту»: невысокая, миловидная, с длинной русой косой. Она тоже волновалась, но это выглядело ничуть не подозрительно: ведь так долго не видала «жениха»!
Между решеток, заложив руки за спину, важно прогуливался тюремщик. Он слышал каждое слово.
«А о чем говорить-то? С невестой?» — подумал Исай.
В самом деле: о чем беседовать с человеком, которого видишь впервые в жизни?
«И молчать неловко, — нервничал Исай. — Вот так жених! Как пень!»
Он заторопился. Как назло, ничего умного не приходило в голову. Эх, была не была! Исай брякнул:
— Как поживает тетя Маша?
Авось невеста сообразит, что ответить!..
Невеста, и в самом деле, не растерялась. Затараторила быстро-быстро:
— Тетя Маша-то слава богу. У нее ужасные мигрени были. Теперь прошли. Чудесные порошки доктор прописал. А вот с дядей Колей — беда…
— Беда? — переспросил Исай, стараясь голосом передать крайнее волнение.
— Совсем плохо, — махнула рукой невеста и стала рассказывать длиннющую историю о том, как этот мифический дядя Коля полез на крышу своего домика, там ветром кровлю оторвало, ну и свалился, сломал два ребра и ногу. Теперь вот в больнице…
— Ай-яй-яй, — качал головой Исай.
Пока все шло хорошо. Тюремщик, бродя меж решетками, слышал, как они беседуют.
«Про дядю и тетю. Это пожалуйста, это дозволено».
«Умница!» — с нежностью подумал Исай о своей «невесте».
Только одно беспокоило его: в руках у «невесты» ничего не было.
«Так и будем толковать про дядю Колю и тетю Машу? — нахмурился Исай. — А передача где? Почему руки пустые?»
Исай был молод и неопытен. А Бабушкин забыл предупредить его, что в тюрьме нельзя просто из рук в руки передать пакет с продуктами. А вдруг в передаче что-нибудь запретное?
Тюремщики берут передачу на досмотр и, только тщательно проверив, отдают ее заключенному.
Невеста, очевидно, заметила беспокойные взгляды Исая.
— Передачу я принесла, — сказала она. — Тебе скоро вручат. Там много еды, есть даже колбаса. Очень вкусная. Целый круг!
— Спасибо, — обрадовался Исай.
Кормили в тюрьме плоховато, и передача была очень кстати.
— А как моя сестра? — спросил Исай.
— Густа Сергеевна хотела прийти, но должна была срочно уехать, — сказала «невеста».
Заметив на лице Исая тревогу — не арестована ли Густа? — она поспешно добавила:
— Нет, нет, вполне здорова…
Потом опять заговорила о передаче, перечислила все продукты в ней и опять похвалила колбасу.
«Вот заладила», — подумал Исай, искоса поглядывая на тюремщика.
За три минуты до конца свидания надзиратель сказал:
— Время истекает. Прощайтесь.
Невеста словно только и ждала этого сигнала. Сразу заплакала. И здорово — слезы так и полились.
…Исай вернулся в камеру.
— Ну, как невеста? Понравилась? — шутливо спросил Бабушкин, когда захлопнулась дверь за надзирателем.
— Да ничего. Подходящая невеста, — ответил Исай. — И толковая, видать. Прямо актриса. Про дядю Колю художественно изобразила. И слезу вовремя пустила. Только вот в конце… Оплошала… Невесте про любовь положено, а она — про еду да про еду…
5. Передача
Вскоре в камеру принесли передачу: маленькую корзинку, полную продуктов. Там был и пышный пирог с капустой, и толстый розовый кусок сала, и сахар, и яблоки. И целый круг колбасы. А на самом дне корзинки — пара белья.
Тюремщики все тщательно осмотрели. На это они были мастера! Пирог разрезали на несколько кусков: не запечено ли внутри что-нибудь запретное? Сало тоже разрезали пополам. Голову сахара разбили. А в белье все швы прощупали: не зашита ли записочка?
— Ну, Иван Васильевич, сейчас попируем! — радостно потер руки отощавший на жидких тюремных харчах студент.
— Попируем, но не сейчас, — сказал Бабушкин. — Станьте к двери, закройте «глазок».
Исай пожал плечами: это еще к чему? Но послушно подошел к двери и головой заслонил «глазок».
Бабушкин выложил из корзины все продукты на стол. Взял аппетитный румяный кусок пирога и стал ручкой ложки резать его на мелкие клочки. Ножа узникам не дают. Кусочки капусты посыпались на стол. В камере вкусно запахло.
«Интересно! — встревожился Исай. — Как же потом есть?»
Рот у него сразу наполнился слюной.
— Иван Васильевич, вы все будете так? Кромсать? — спросил он.
— Ага.
«Нет, — подумал Исай. — Это не дело».
Шагнул к столу. «Что бы съесть?» Увидел колбасу. Вспомнил, как нахваливала ее невеста. Взял круг и вернулся к двери. Заслонил «глазок» затылком, а сам стал жевать колбасу. От целого круга.
— Осторожно! — предупредил Бабушкин.
— Что — «осторожно»? — не понял студент.
Какая-такая нужна осторожность, когда ешь колбасу?!
Вдруг как вскрикнет:
— Ой, зуб!..
— Я ж говорил, — Бабушкин забрал у студента колбасный круг, содрал кожуру и переломил. Из разлома торчал острый конец маленькой, тоненькой, как проволока, стальной пилочки.
Через два дня в камеру вновь вошел надзиратель.
— Заботливая у вас невеста, — сказал он Исаю, кладя на нары объемистый сверток.
Теперь Исай уже не хватал ни колбасу, ни печенье. Отошел к двери, заслонил «глазок». Бабушкин снова стал кромсать и крошить продукты. Из буханки хлеба извлек пилочку.
— Английская, — сказал Бабушкин, внимательно осматривая ее.
Исай тоже повертел в руках пилочку. Такая маленькая, тоненькая, такая хрупкая на вид… Неужели Бабушкин намерен двумя такими крохотными пилочками перерезать решетку? Смешно! Вон прутья в ней какие: восемь штук, и каждый в палец толщиной!
На столе теперь вместо продуктов возвышалась лишь гора крошек, кусочков.
— Унылая картина, — Исай печально оглядел это месиво. — Давайте все же закусим.
— Закусим, — согласился Бабушкин. — Но раз уж вы заслонили «глазок», постойте там еще минутку.
Бабушкин сел на нары, снял с ноги сапог, сунул руку в голенище и стал аккуратно отдирать стельку.
Исай расширенными от удивления глазами следил за каждым его движением.
«Сам ведь еще вчера хвастал своими сапогами: добротные, хромовые. А теперь рвет?!»
Стелька поддавалась медленно.
— Давайте помогу?! — шутливо предложил Исай. — Пока вы калечите правый сапог, я изорву левый!