— Вы… заплатите… за мой позор! — Голос демона, рухнувший с небес на землю, рассыпался на тысячи мерзких шёпотков. — Я возвращусь и…
И тут «щель» сомкнулась, полностью поглотив его голос. И наступила блаженная тишина.
— Сбежал, сучёнок, — хрипло фыркнул дед Маркей, вытирая со лба пот, катившийся крупными каплями. — Не дурак — понимает, что с Гневом шутки плохи… Да и Евлапич молодец! — Старикан одобрительно хлопнул священника по плечу. — Хоть и враждебный ты рабочему классу элемент — эксплуататор и кровопивец… — по привычке не удержался дед Маркей, но монах не обратил на это ровно никакого внимания.
— Он ушел… но не навсегда, — прошептал отец Евлампий, крестя дрожащей рукой опустевшее небо, зарастившее разрыв пространства. — Он вернётся…
Я усилием воли разметал недоделанную печать и разжал кулаки, сведенные судорогой. В ладонях отпечатались полумесяцы от ногтей.
— Пусть возвращается, — сказал я тихо. — В следующий раз мы обязательно встретим его «с оркестром»! И тогда он у нас, падла, спляшет! И не маленьких лебедей, нет! Железное болеро! Краковяк вприсядку[1]!
Только вот никто не засмеялся. Даже дед Маркей, любивший похохмить, да поерничать, молчал, провожая глазами последние клубы демонического дыма, растворяющиеся в небе, постепенно освобождающемся от магических туч.
Воздух все еще пах горелой плотью, серой и, почему-то затхлой тиной. Трава под ногами все еще подозрительно шевелилась, будто что-то ползло под корнями, а тени казались слишком густыми, словно кто-то невидимый притаился в них, дыша холодом в спину.
Но искажение пространства, вызванного улепётывающим во все лопатки демоном, постепенно сходило на нет, принимая привычный и «здоровый» вид. Вот же весёленькое выдалось утро! Хотя, и ночь была не менее зажигательной. И вчерашний день, и позавчерашний… Когда же всё это кончится? Похоже, что это мой личный крест.
Чернильные тучи, наконец-то, рассеялись, и солнце, словно осторожный свидетель, выглянуло из-за серой пелены. Мы молча побрели назад к поместью — основательно потрепанные, но живые. А могло быть гораздо хуже. Даже мой мертвый, но обычно такой бодрый, дедуля, которому всё нипочём, шагал после этой схватки, понуро ковыряя посохом землю.
— Ты это, Богданыч, — неподражаемый голос деда Маркея внезапно разорвал тягостное молчание, — веди в свой тайный погребок! Надо же нам нерву поправить, после такого… — Он пожевал губами, подбирая подходящее слово. — Непотребства! И ить попы-то, нам не врали — имеются черти! Как есть, имеются! Ты, звиняй, Евлампич, — толкнул он в бок локтем тучного инквизитора, — что я тебе не верил! Вона, как оно повернулось…
— Выходит, что не врали, Онисимович! — Я кивнул, словно в подтверждение слов старика. Вижу, что мир для тебя стал куда больше, чем ты его себе представлял.
Внутри у меня всё ещё горело — и не только от остатков адреналина, но еще и от глобальной прокачки энергии по моим все еще ущербным каналам. Хотя, после получения «философского камня», дело сдвинулось с мёртвой точки.
Погребок встретил нас знакомым запахом сухого дерева, пыли и старого вина. Дед Маркей, не церемонясь, достал из пыльной паутины бутыль, налил себе, отцу Евлампию (который, к удивлению, не отказался), Ване, Черномору и мне. Мертвец вина не пил, а женщины после всего происходящего убежали в особняк — привести себя в порядок после этаких потрясений.
Дед Маркей выпил залпом, крякнул и отер рукавом седую бородёнку. Дождался, пока все накатят выдержанного вина, и тут же налил по второй. И только после этого поинтересовался у мертвеца:
— Богданыч, так чего это за чудо-юдо было? Ты ж, вроде, опознал его мерзкую лупоглазую харю?
— Раав… — после небольшой паузы произнёс покойный дедуля. — Это не просто демон из падших ангелов, старик. Он старше. Гораздо старше…
Я напрягся: ну, нахрена мне это очередное древнее дерьмо? А ведь его рано или поздно придётся зачищать! Похоже, что в последнее время я работаю грёбаным говночистом… Э-э-э, благородным Гераклом на Авгиевых конюшнях. Хотя суть от этого определения и не меняется.
— Когда-то давно, еще до начала времен, — дедуля начал издалека, едва ли не «с начала начал», — Раав со своими братцами Левиафаном и Таннином резвились в безбрежном океане Вселенского Хаоса. Ни о какой упорядоченности мира, в итоге созданного Творцом, тогда и речи не шло. Это просто говорится, что вначале ничего не было — просто Пустота. Нет! Вначале был Хаос, нескончаемый, непознаваемый, безбрежный! Сколько это продолжалось, не знает никто — ведь и самого времени тогда не было. А затем пришел Создатель и укротил наших братцев, чтобы вырвать у Хаоса местечко и сотворить Упорядоченное. То есть тот мир, каким мы его знаем…