Вышедший из портала человек был среднего роста, крепкого телосложения, с проседью в густых темных волосах и глубокими морщинами у глаз. На нем была просторная дорожная одежда — потертый кафтан… Да-да, именно кафтан, как его рисуют в учебниках истории.
На ногах — мягкие кожаные сапоги, припорошенные желтоватой пылью. Широкий кожаный пояс с висящими на нем многочисленными мешочками и флягами, да еще основательно потрёпанный холщовый «сидор» за плечами завершали его «слегка устаревший» образ.
Лицо незваного гостя было одновременно усталым и сосредоточенным, словно он только что завершил долгий путь и теперь хотел лишь одного — побыстрее отдохнуть.
— Кто ты⁈ — Загородив собой женщин, решительно потребовал я ответа от незнакомца. Хотя, если судить по нашим с ним весовым категориям, он легко уделает меня, словно матёрый хищник беззубого щенка. — По какому праву ты незваным пришёл в мой дом? Ну, и назовись, в конце-то концов!
— Афанасий Никитин, — представился он спокойно, но с легкой усталостью в голосе, и поклонился, словно купец на средневековой ярмарке. — Некоторые из вас могут знать меня как Странника.
Вот те раз! Если этот мужик не врёт, передо мной прародитель ведьмовского рода Никитиных, пра-пра-пра и так далее дедушка Глаши и Акулины, а еще известный на весь мир путешественник, писатель и купец. Только чего этому старому чёрту от нас понадобилось? Ведь не казал же он носа к своей забытой семейке сотнями лет, а тут — нате, нарисовался, хрен сотрёшь!
— Странник? — изумленно ахнула Глория, буквально замерев на месте и пожирая незнакомца глазами.
Ведь, если он сказал правду — перед ней легендарнейшая личность, оставившая неизгладимый след в магическом сообществе Европейских магов. Некоторые из которых до сих пор нервно икали и лишались сна, едва только услышав его громкое прозвище.
Глаша же, напротив, недоверчиво фыркнула:
— Вот так поворот! Ну, здравствуй, дедуля Афанасий… Чем докажешь, что ты — это ты?
Афанасий ухмыльнулся, но в его глазах не было ни насмешки, ни злобы — только что-то вроде усталой мудрости. Но всё-таки, что-то в этой улыбке заставило меня напрячься. Потому что где-то в глубине его глаз все еще светился тот самый холодный фиолетовый отблеск — напоминание о том, что под этой добродушной человеческой оболочкой скрывается нечто куда более древнее и опасное.
— Чем же доказать? — задумался старый колдун. — Ну, хотя бы этим… — И он протянул мне лету, лежащую на его ладони.
Не-не, вы, наверное, не поняли… Он протянул мне мою лету, лежащую (уже нет) на моём слове, к которому у него доступа нет, и быть не могло! Ну, теперь вы понимаете уровень моего изумления?
— И как ты это сделал? Как сумел достать мою лету…
— Ну, вообще-то, это моя лета, — словно маленькому ребенку пояснил Афанасий, — моей рукою писана, моими печатями наполнена, к моему дару привязана — я её с любого слова запросто достать сумею. Да и дар твой — всего лишь часть моего, которую я, уходя, в семье оставил. А вот как эта сила в твоих руках оказалась, при наличии крепкого задатка у внучки моей, — Афанасий безошибочно указал на Акулину, — большой вопрос? — И старый ведьмак уставился в мои глаза своим немигающим взглядом.
Вот как этот старый пройдоха умудрился всё так хитро перекрутить, чтобы я себя как бы в чём-то и виноватым себя почувствовал? А как же, обобрал бедную девчушку, без дара семейного оставил. Сразу видно — он и вправду когда-то пронырливым купцом был! Любую ситуацию к своей выгоде повернуть может. А иначе в Индии и не выжил бы. Молодец, родственничек, глаза бы мои на него не смотрели!
— Дар мне по обоюдному согласию достался, — не отводя глаз, ответил я. — А внучка твоя — сама от подобной ноши неподъёмной отказалась, а я просто удачно оказался в нужное время и в нужном месте. И не тебе меня корить, Странник! — Продолжил я обмен любезностями.
— Правду он говорит, деда Афанасий! — неожиданно вступилась за меня Акулина. — Я сама от дара отказалась — не верила в него… Дурой набитою была… Сейчас, может быть, и рада была б… Да только теперь где ж его взять?
— Ну, на этот счет и подумать можно… — Лукаво подмигнул ей дедуля-прародитель. — Есть у меня один способ, которым я дочерей своих одаривал.
Вот ведь как вокруг меня всё закрутилось — сплошные прародители, да основатели из всех щелей повылазили. Хоть караул кричи. Сдаётся мне, что таких совпадений на ровном месте просто не бывает. Слишком уж всё вокруг стягивается в какой-то нереально-плотный клубок загадок, распутать который пока не представляется возможным.
Я перевел взгляд на расколотый камень — он, оказывается никуда не растворялся — теперь это была просто груда ничем не примечательных осколков. Но, чёрт возьми, как изящно была исполнена эта печать портала! Это не мои потуги переноса магии на бумагу и дерево. Я бы взял у этого дедули пару уроков на досуге для повышения своей ведьмачьей квалификации…
Афанасий продолжал смотреть на меня с тем же невозмутимым спокойствием, но в его глазах читалось нечто среднее между насмешкой и… интересом? Будто он видел перед собой не просто ведьмака, экспроприировавшего их семейный дар, а нечто весьма и весьма занимательное.
— Мне только одно непонятно, медленно произнёс он, — если ты действительно получил дар по согласию, то почему он не вернулся к Акулине, когда она передумала? Ведь я завязывал силу рода, передаваемую из поколения в поколение, именно на кровь? Чтобы никто посторонний не смог навсегда забрать мой дар.
Вон оно чё! А я и не знал, что с моим даром всё так хитро обставлено. Но на этот вопрос у меня не было чёткого ответа — одни предположения.
— Возможно, потому что отказ был окончательным, — предположил я, но тут же почувствовал, как мои слова звучат неубедительно даже для меня самого.
— Или потому, что дар уже перестал быть завязанным на нашу кровь, — продолжил мои рассуждения уже сам Афанасий. — Когда ты принял дар, впустил его в себя, то каким-то образом изменил его… Я не знаю, как ты это сделал, но он стал твоим по праву. И отозвать его назад, в семью, уже не представляется возможным.
— И не надо ничего отзывать, — усмехнулась Глаша, погладив выпирающий живот, — дар и так остался в семье! Он — мой муж и отец моего ребёнка!
Старый ведьмак взглянул на живот вновь обретенной правнучки, и уголки его губ поползли в стороны.
— Ай, вы мои хорошие! Ай, вы мои красавицы! Род Никитиных будет продолжаться! Погоди-ка, внучка… — Неожиданно осёкся старый ведьмак. — А дар-то у вашего дитяти такой силы… — Афанасий даже задохнулся от изумления. — Такой силы, что иным старым богам завидно станет!
Афанасий замер, а его глаза расширились от внезапного осознания.
— Так вот оно что… — прошептал он, и в его голосе прозвучало как восхищение, так и тщательно скрываемая тревога. — Как же я не подумал… Ты же по роду — наследник самого Ящера…
Я нахмурился, не понимая, куда клонит очередной дедуля, попавшийся на моём пути:
— О чем это ты?
Старый ведьмак задумчиво потер подбородок, словно собираясь с мыслями:
— Дар рода Никитиных — это тоже не просто сила, переходящая по крови. Это завет, запечатанный в поколениях. Он передается по наследству, но всегда остается связанным с нашим родом. Однако ты…
Договорить он не успел — в лаборатории внезапно пахнуло прахом, сырой землей и прелыми листьями. Воздух загудел, как потревоженный улей, и из тени выступил мой мертвый дедуля — Вольга Богданович. В одной руке он сжимал свою любимую трость, с которой никогда не расставался, а в другой — готовый к бою палаш. В его темных глазницах мерцал холодный изумрудный свет.