К тому же, я был уверен, что в Пескоройке Глаше и Акулине ничего не угрожает, и Вольга Богданович с помощью эгрегора моих ушедших не до конца с этого света родственничков сумеет отбиться от любой напасти. А передо мной на первом плане сейчас стояла безопасность моих любимых, а особенно беременной Глаши.
Да и Раав, если эта тварь надумает проявится вновь, открыл охоту именно на меня, верее, на имеющийся в моём арсенале «Гнев Господень». Поэтому, своим уходом я вызову «огонь» демона на себя.
И еще, я был уверен, Глаша с Акулиной не будут просиживать дни напролёт, сложив руки, а изобретут с моим мертвым дедулей в его супер продвинутой магической лаборатории еще что-нибудь полезное. Или доработают «философский камень» до нужной кондиции. Мне бы он сейчас, ох, как пригодился. Надо будет, кстати, и имеющейся версией запастись. Пусть и ненадолго, но мои меридианы она в норму приводит.
Вот, вроде бы, и все задачи на сегодня. Осталось собраться, проститься со всеми, и в путь. Надо наших товарищей в Ставке успокоить, а то они и не знают, что и думать на наш с Ваней счёт. Сказано — сделано: когда солнце перевалило зенит, мы с моей командой уже стояли на границе лесного массива, окружающего Пескоройку.
Не буду рассказывать о подготовке к походу, о прощании с дорогими мне людьми — не люблю я этого. Долгие проводы — лишние слёзы… В общем, вышли — уже хорошо. Особо и вещей с собой не тащили, по моим прикидкам до базы в Подмосковье мы должны были добраться до темноты.
Солнце продолжило медленно клониться к закату, окрашивая верхушки деревьев в багрянец, когда мы ступили на волшебную тропу. Воздух здесь был гуще, чем на открытом пространстве, словно пропитан древней магией. А под ногами шелестели не просто сухие опавшие листья, а шёпот прошлого — отголоски тысяч шагов, когда-то оставленных в этом растительном массиве лесными духами, путниками и тварями, которых лучше не встречать.
Вольга Богданович, стоя на границе, кивнул нам в напутствие:
— Идите быстро, не сворачивайте и не останавливайтесь надолго без особой на то причины! Тропа сегодня спокойна… но помните — она «живая». И это, старайтесь не слишком магичить на тропе — она нестабильна. Может, и фортель какой выкинуть…
Первые полчаса прошли без происшествий. Леший не зря называл эту дорогу «чудесной» — пространство вокруг нас словно «сжималось», заметно сокращая расстояние. Казалось, сделаешь шаг, а лес вокруг уже другой: то гуще, то реже, то еловый-сосновый-смешанный. То он внезапно пропадает, сменяясь заросшими разнотравьем полянами.
Но затем Ваня, шедший впереди, резко остановился.
— Слышите? — прошептал он, предупредительно подняв руку. — Словно нашептывает кто…
Внезапно перед нами выросла стена тумана, принесённого резким холодным ветром, густого, словно молоко. Из него проступили силуэты — люди в рваной военной форме, с пустыми бельмастыми глазами. Солдаты вермахта. Те, кого мы все когда-то отправили прямиком в ад. Но сейчас они восстали из мёртвых по какой-то неведомой мне причине…
Один из призраков шагнул вперёд — и я узнал его. Тот солдат, в Тарасовке, первым склеивший ласты от моего заклинания «кровавой дрисни». Его синие раздутые губы на поеденном разложением лице с трудом шевельнулись:
— Ты следующий…
— Не останавливаться! — жёстко распорядился я. — Именно об этом и предупреждал Вольга Богданович. Они не смогут ступить на тропу!
— И не смотрите им в глаза! — предупредил отец Евлампий, крепче сжимая крест. — Это неупокоенные души — они могут утянуть вас за собой!
Где-то в глубине чащи что-то громко завыло, словно какая-то огромная тварь мучилась в приступе ненасытного голода. Земля под ногами дрогнула, будто что-то огромное потянулось к нам из адовых глубин. Ветер донёс запах прелой листвы, железа и крови.
— Прибавить шаг! — рявкнул я, подавая пример. Мы бросились вперёд, пока неупокоенные мертвецы, так и не сумевшие ступить на тропу, пытались ухватить нас своими судорожно скрюченными руками за одежду.
Фашисты-призраки продолжали скользить за нами по краю тропы, их обветшалые сапоги не оставляли следов на земле, а пустые глазницы следили за каждым нашим движением. Холодный ветер свистел между их рядов, шелестя потрёпанными и окровавленными обрывками мундиров.
— Они держатся только на границе тропы! — крикнул Ваня, едва не споткнувшись о вылезший из земли корень. — Но если мы замедлимся, они смогут до нас дотянуться!
Его слова прервал новый звук — громкий хруст веток где-то справа. Из-за деревьев выползли еще фигуры, но уже не люди. Существа с неестественно вытянутыми конечностями, с кожей, покрытой серой плесенью, словно слизью болотной трясины. Их рты были слишком широкими и полными мелких острых зубов.
— Лесные шишиги! — с ненавистью прошептал отец Евлампий, осеняя себя крестом. Инквизитор знал толк во всевозможной нечисти, с которой ему уже приходилось сталкиваться. — Они чуют наш страх!
Один из уродцев резко метнулся к тропе, но едва коснулся ее края, как зашипел и отпрянул, словно обжегшись. На его лапе остался дымящийся след.
— Тропа сдержит их… но не уверен, что это надолго, — сказал я, чувствуя, как холодный пот заливает моё лицо.
— А может, пусть батюшка по ним своей Благодатью пройдётся? — неожиданно предложил Черномор.
— Не вздумай! — резко среагировал я. — Если тропа «свернётся», нас прямиков в их лапы выбросит!
Внезапно земля заколебалась сильнее, разверзнув перед нами большую трещину, бегущую вдоль самой границы тропы. Нас обдало смрадом гниения, а потом из неё вылезли костлявые руки, обвитые колючей лозой.
— Бежим! — проревел я, пропуская вперед священника и карлу — в беге они у нас самое слабое звено.
Мы рванули вперед, спотыкаясь, но не останавливаясь. Воздух вокруг сгустился, сердце колотилось в груди с такой силой, что казалось, вот-вот разорвёт рёбра. Мы бежали, не оглядываясь, но топот бегущих тварей преследовал нас — то сливаясь с шорохом листьев под ногами, то нарастая.
Тропа внезапно повернула влево, и перед нами открылся узкий мост, перекинутый через глубокий овраг. Деревянные доски, потрескавшиеся от времени, скрипели под ногами, а внизу, в темноте, что-то шевелилось — что-то большое, покрытое чешуёй, с желтоватыми, мерцающими, как болотные огни, глазами.
— Не смотрите вниз! — громыхнул бегущий впереди инквизитор. — Это…
Я не успел расслышать, кого он назвал, да и запоздало предупреждение. Мой взгляд скользнул вниз, и я увидел очередных чудовищ, словно порожденных какой-то больной фантазией. Гибкие, словно змеи, твари ползли вверх по стенам оврага, цепляясь когтями за корни деревьев. Их рты, неестественно широкие, растянулись в предвкушении добычи, а в глазах плясали отражения огней, которых не было.
— Бегите! — продолжал реветь батюшка, добавляя нам прыти.
Последние метры моста мы преодолели в прыжке, едва не падая друг на друга. За спиной раздался треск — одна из досок рухнула в пропасть, и тотчас же оттуда донёсся жуткий, влажный хруст, будто что-то огромное пережёвывало-перемололо её словно гигантская мясорубка.
Но у нас не было времени думать об этом. Тропа сузилась до такой степени, что приходилось идти гуськом, едва прижимаясь к стволам деревьев. Воздух стал густым, как сироп, и каждый вдох обжигал лёгкие. Я повернулся — позади уже не было ни тумана, ни призраков, ни шишиг, ни рук, ни чудовищ из-под моста. Да и сам мост словно корова языком слизала.
— Что это чёртова хрень? — неожиданно воскликнул Иван, резко замахав руками, словно пытаясь что-то с себя сбросить.
Я понял, что он имел в виду, только когда сам почувствовал — липкая «паутина», невидимая обычному глазу, но хорошо ощутимая кожей. Она оседала на лицо, руки, запутывалась в волосах, прилипая к коже так, что не отодрать.