— Повторяю свой вопрос, — ведьма уперла руки в боки и воинственно выставила вперед свою довольно-таки немаленькую грудь, — ты кто такой, солдат? И что забыл в моём кабинете?
Ха, вот кто оказывается тут главным врачом подвизался — ведьма! Интересное кино, а она меня что, не раскусила? Судя по её поведению — нет. Но быть такого не может, я же её прекрасно вижу. И что ведьма она, и чин её… И морок, наведенный на дверь, на неё поэтому и не подействовал — он только простаков безотказно отваживает, и тех одаренных, кто ниже меня в ведовской иерархии.
А с этой «строгой фройляйн-врачом» мы в колдовских чинах равны, если не брать в расчет «сопутствующую периферию» — меридианы и резерв. Так что должна она, по идее, меня тоже видеть… Или нет? Может, это я чего-то не знаю, или не понимаю. Что с меня взять? Я ведь еще в колдовской профессии без году неделя, хоть и довольно высоко забрался. Повезло мне.
Пока я размышлял над этой загадкой, немка неожиданно тряхнула головой и потерла кулаками глаза, словно пытаясь убрать с глаз невидимую пелену. И когда она взглянула на меня вновь, её лицо исказила злобная гримаса, скоропостижно запустившая процесс жуткой трансформации её внешнего облика.
Нос стремительно вытянулся и загнулся натуральным крючком, едва не достав до самого подбородка, который тоже неимоверно удлинился и заострился. А на самом кончике носа выпрыгнула огромная и отвратительная бородавка, сплошь поросшая мелкими, но отлично заметными волосками. Я даже плечами незаметно передёрнул, настолько отвратительными было это зрелище.
Бывшие ранее румяными и гладкими щечки ведьмы неожиданно сдулись, посерели и покрылись глубокими морщинами. Пухлые алые и такие манящие ранее губы посинели и истончились, разъехавшись в кровожадную ухмылку, ощетинившуюся острыми длинными клыками. До «акульих» челюстей злыдня ей, конечно, далеко, но как она себе пасть с таким набором зубов не раздирает?
Для меня это большая загадка. Я, вон, даже обычными нет-нет, да умудряюсь то щеку, то язык до крови прикусить. А будь у меня такой частокол… Блин, страшно даже представить. И вообще, мне пока не ясно, а в веде и лете я до этого момента как-то не добрался, либо «зевнул», но отчего ведьм так корёжит?
Ведь все они (и бабка Акулины, и вот эта немка-дохтурша) превращаются в настоящих страхолюдин, а мне пока хоть бы что. Ну, по крайней мере настолько серьёзных изменений в своём организме совершенно не ощущаю. И нос не растёт, и зубы не заострились, да и рожа пока еще (если не под печатью «доппеля») тоже, несильно-то изменилась. Это если в расчет не брать стремительное старение, когда злыдня своего спасал.
Глаза ведьмы немки загорелись двумя красными угольками, когда она полностью закончила свою мерзкую трансформацию. И куда только подевалась её стать, длинные ноги, шикарная задница и выдающаяся грудь? Сейчас передо мной стояла согбенная горбатая старуха, да еще и страшнючая, как смертный грех или баба Яга, только без костяной ноги.
И военный мундир, который несколько минут назад ладно сидел на её аппетитной фигурке, теперь болтался на ведьме, как на вешалке, настолько усохли её габариты. Старушенция, кольнув меня кровавым горящим взглядом, шумно втянула воздух своим безобразным длинным носом.
— Чу… — гортанно произнесла она, шумно выдохнув. — Никак собрата по промыслу ко мне занесло? Давненько я ведьмаков по жизни не встречала, да еще и ровни мне по чину… — визгливо проскрипела она, словно кто пенопластом по стеклу повозил.
У меня тут же мурашки по всему телу пошли — ненавижу такое насилие над своим музыкальным слухом. Но с такой отвратной рожей и зубами невозможно серебряным колокольчиком заливаться. Издержки профессии, можно сказать, профессиональное заболевания. Хрен его знает, может и я таким же уродцем через некоторое время стану. Вот тогда мы с одноглазым братишкой точно будем как два брата-акробата-молодца одинаковых с лица.
— Какого дьявола притащился, ведьмак? — Оскалилась ведьма. — Я тебя в гости не приглашала! Аль ты на уложения ковена[2] решил свой прибор положить? — И она мерзко затряслась с каким-то булькающим звуком. Похоже, что это она так смеётся.
— И тебе не хворать, сестрёнка! — как можно добродушнее произнёс я, но внутренне собрался.
Вот, не нравится мне её поведение. Понять старушку, конечно, можно — какой-то хрен с горы без спроса залез в её логово. И непонятно, чего он там себе замыслил? Может, нехорошее что?