— Он — мой! — ткнув своим кривым пальцем с огромным острым когтем в сторону жреца, неожиданно вслух заявил Лихорук. — Пратиш-шка Ш-шума обп-пес-сш-шал с-с-слыдню ех-хо х-холоф-фу!
— Ты сейчас серьёзно, дружище? — Я даже немного опешил от такого заявления. — Зачем он тебе? Или его голова? Великий уравнитель сделает всё как положено…
— Лих-хорук х-хош-шет мес-сти! — кровожадно заявил злыдень. Даже зубами заскрипел, не спуская злобного взгляда с умертвия. — С-с-са маму, с-са предательс-стф-фо, с-са…
— Я понял, — не стал я его отговаривать. Похоже, моему одноглазому братишке нужно было закрыть давний гештальт[1] для дальнейшего психического спокойствия. Ну, кто я такой, чтобы ему мешать? — Тогда поспеши, старина, пока Смерть не прибрал его проклятую душу вместе с прогнившими потрохами!
— Лих-хорук — п-пыс-стрый! Лих-хорук ус-спет! — И злыдень одним могучим прыжком взлетел вверх (хотя его короткие и кривые ноги были совсем для этого не приспособлены) и приземлился прямо на головы ходячих. По которым и поскакал, словно по колыхающемуся болотному кочкарнику.
Я подивился, как ловко у него это получалось. Да и тот факт, что он легко взял на вооружение опыт противной стороны, когда таким же способом нас попытались атаковать сами мертвяки, не мог меня не порадовать. Растет мой «питомец»! И сейчас бы я совсем не позавидовал тому, кто отважился бы обозвать его тупой нечистью.
Буквально за какие-то мгновения он преодолел расстояние, разделяющее нас и дохляка-некроманта, а после, подпрыгнув еще раз, обрушился на него сверху, повиснув на плечах умертвия. Поглощенный схваткой со Смертью, превожрец только в самый последний момент увидел злыдня. Поэтому и противопоставить озлобленной нечисти ничего не успел.
Главгад покачнулся, не устоял на ногах, и в очередной раз рухнул с золотой пирамиды, на которой наблюдал за ходом сражения, и обменивался любезностями со Смертью. Лихорук насел на него сверху и так раззявил свою зубастую пасть, словно хотел откусить умруну башку. И вот, ей-ей, я готов поклясться хоть на чём угодно, она легко бы поместилась в пасть моего одноглазого братишки.
На поломанную в очередной раз рожу мертвеца из пасти Лихорука потекла ядовитая слюна, что моментально принялась разъедать и без того побитую тленом синюю кожу покойника.
— Пощади… — утробно булькнул первожрец, даже не пытаясь сопротивляться. Похоже, что утырок успел растратить все свои силы.
— Ф-фот еш-ше! — Прямо перед его носом щелкнул зубами злыдень, одним движением срывая с шеи его голову и отпрыгивая в сторону.
Вовремя — буквально секундой позже по трепыхающемуся в конвульсиях безголовому телу прошлась Коса Смерти, прекратив затянувшуюся нежизнь некроманта-предателя. Горящие глаза в голове умервия полыхнули кровавым огнём и потухли, а после этого нежизнь покинула и орды ходячих, обрушив их уже нестройные ряды на каменные полы пещеры.
Бледный всадник остановился, и его жуткий инструмент тоже замер. Он обернулся вокруг себя, словно проверяя, все ли мертвые упокоены, и мировому порядку, установленному самим Создателем ничего больше не угрожает. Из кромешной темноты глубокого капюшона тускло сверкнули светящие бельма его глаз, когда взгляд его остановился на тумбе с гигантской змеёй.
— Ты можешь её освободить, брат? — хрипло спросил я Смерть устами злыдня.
— Нет, — последовал его бесстрастный ответ. — ни освободить, ни увести с собой… Её время еще не пришло, как и их тоже… — Бледный всадник указал рукоятью своего инструмента на залипших во вневременье магов, заключивших в хитрую ловушку богиню Морану. — Спасибо, брат, — поблагодарил меня Смерть, — что помог мне найти это проклятое место, нарушающее своим существование концепцию мироустройства, созданного Творцом! Тебе это тоже зачтётся, брат мой…
— Да, ладно, чего там… — смущенно отмахнулся я. — Спасибо тебе, что не дал нам здесь сгинуть! — ответно поблагодарил я еще одного «братишку», от которого надо бы держаться подальше.
Кстати, Бледного всадника ни разу не напрягало, что я нахожусь даже не в своем теле, а в теле злыдня — нечисти и злого духа. Он спокойно и без всякого труда идентифицировал мою личность. Похоже, что для него такие выверты в порядке вещей и совершенно не удивительны.
Интересно, сколько всего такого, необычайного и мистического встречал он на своём пути? Черт, да о чём это я? Он сам и есть то необычайное, с чем никогда не столкнётся большая часть человечества… Вернее, столкнётся, но им в тот момент будет уже всё равно.
Смерть перехватил свою Косу, развернув лезвием вверх, и начал её медленно вращать над головой. Смысл сего действа от меня ускользал, пока я не переключился на магическое зрения. Оказалось, что эфир, разгоняемый по кругу инструментом Смерти, превратился в некое подобие воронки, уходящий в какие-то неведомые выси.
И в эту воронку втягивались осквернённые темным колдовством души бывших ходячих. Душ оказалось много больше, чем я себе это представлял, они поднимались вверх сплошным потоком в устроенном Смертью круговороте.
— И куда они теперь? — поинтересовался я между делом, когда подземелье было полностью очищено от неприкаянных душ.
— Каждому — по делам его! — последовал бесстрастный ответ. — И ты, брат Чума, поторапливайся — нам сложно без тебя… — С этими словами Бледный всадник исчез.
[1] Выражение «закрыть гештальт» прочно вошло в обиход. Обычно оно означает, что человек сделал что-то, что давно хотел, но никак не получалось, и об этом можно больше не беспокоиться. Например, теннисист-любитель постоянно проигрывал другу на балансе, а тут наконец выиграл — и закрыл гештальт.
Глава 7
Когда солнце начало клониться к закату, уставший от долгого ожидания Лазарь Селиверстович начал дергано выхаживать по полянке, срывая поврежденной ногой жухлую осеннюю дернину. От разыгравшихся нервов заболели старые раны, а покалеченная нога и вовсе простреливала острой болью.
Товарищ Чума всё также лежал на спине, не подавая никаких признаков жизни. Даже не дышал совсем, как временами казалось капитану госбезопасности. Тогда он бросался с проклятиями к ведьмаку и прикладывал ухо к его неподвижной груди, стараясь расслышать биение сердца.
Сердце, к его неслыханному облегчению, билось, хоть и очень медленно. Капитан госбезопасности Фролов успокаивался, но ненадолго. Проходило немного времени и всё повторялось по новой. Соратники по особой команде — Студент и Профессор, мельком поглядывали на товарища Контролёра, но с советами не лезли.
Они понимали, насколько тяжёлый груз ответственности на него сейчас давит. Ведь если товарищ Чума, не дай Бог, помрёт, то товарищ Сталин самолично поставит капитана госбезопасности к стенке и нажмет курок. И будет полностью прав! Примерно так рассуждал Лазарь Селивёрстович, больше всего на свете опасаясь подвести Вождя всего трудового народа.
Зато Ваня Чумаков не терял времени даром, обустраивая их временный лагерь. Доводилось ему на фронте по несколько дней зависать в лесах на занятой врагом территории. Вот и опыт, соответствующий, имелся. Пока товарищ Контролёр нервничал, Иван наломал еловых лап (ёлки здесь росли в изобилии) и соорудил самый настоящий шалаш.
На немой вопрос профессора Трефилова — «дескать зачем всё это надо?», Иван так же молчаливо указал на солнечный диск, давно переваливший за полдень. Типа, если задержимся, будет, где провести ночь. Хоть бабье лето и вернуло на какое-то время ощущение теплого времени года, но с наступлением сумерек было уже довольно прохладно.
Еще через некоторое время на полянке уже горел яркий костерок, а вокруг были расставлены и разложены небольшие бревнышки для сидения, которые Ваня приволок из леса. Мало этого, он даже умудрился насобирать грибов, и сейчас на оструганных тоненьких веточках жарились над углями рыжики, распространяя на всю округу изумительный аромат.