— Но это же Черномор из гениальной поэмы Пушкина «Руслан и Людмила». Признайтесь честно, вы решили разыграть бедную девушку, Месер? Вы верно забыли, что я долго жила в России? Дольше, чем многие исконно русские простаки. И я прекрасно разбираюсь в русской поэзии. А это — Пушкин! — воскликнула она с победным видом, как будто действительно уличила меня в чем-то постыдном.
— А с этой чудо-головой что делать будем, душа моя? — перейдя на высокий штиль петербургских аристократических салонов начала двадцатого века (ну, как я сам его себе представлял), поинтересовался я. — Не желаете её пощупать ручками? А вдруг это оптический обман зрения?
— Простите, Месер… — неожиданно потупилась старая ведьма, видимо вспомнив, кто я. — Простите, что усомнилась в вашей искренности… Примите мои глубочайшие извинения, Месер! Я готова принять на себя любую заслуженную кару… — Но её глаза при этом как странно сверкнули.
А я легко уловил ей мимолётную мысль, какую «кару» на самом деле она хотела от меня принять и какие «глубочайшие извинения» готова была принести. Только вот я не хотел принимать ни одного, ни другого, хотя мой молодой организм просто кричал: одумайся, дурак, пока ещё не поздно! Но для меня, как уже несвободного в отношениях человека было поздно!
Видимо, эти размышления как-то отразились на моём лице (я знал, что ментальным даром Глория не обладала), и ведьма их сумела-таки расшифровать. Думаю, что за прожитые три столетия она научилась многому, и физиогномика[2], несомненно, входила в перечень её умений.
Но я не собирался давать ей никакого шанса. Поэтому, чтобы отвлечь её от этой пикантной темы, подозвал к себе Черномора. Причём, не задумываясь и действуя по привычке, я позвал его мысленно, используя нашу с ним энергетическую связь. Именно таким образом мы часто общались с моим одноглазым братишкой, вот рефлекс и выработался.
Я спохватился лишь тогда, когда увидел, как вздрогнул карлик и резко развернулся в мою сторону. Видимо, этот способ общения был ему тоже в диковинку. Я махнул рукой, дублируя мысленный призыв, и через короткий промежуток времени Черномор уже стоял передо мной.
— Звал, господарь… командир? — поправился коротышка, вспомнив мои установки,
Он явно был еще не в себе после всего произошедшего, но старался как-то сдерживать свои людоедские порывы, даже мысленные. Иначе, магическая клятва могла его жестко наказать. Даже жестоко.
Могу только догадываться, как это происходит. Но ничего хорошего с карликом не произойдет, если он не научится следовать пунктам этого уникального соглашения. Судя по болезненным гримасам на лице коротышки и «потешным» шевелениям густыми бровями, кое-какие нехорошие мыслишки на мой счёт нет-нет, да проскакивали у него в голове. Но прочитать их мне так и не удавалось.
— Да, звал, — кивнул я. — Благодаря сковавшей нас связи, мы можем общаться между собой, не раскрывая рта.
— Я понимати, — ровно ответил Черномор, видимо сумевший приструнить приступы ненависти.
Что меня весьма удивило — его речь из архаичной славянской речи, которую я разбирал с помощью способности к языкам, полученной в наследство от первого всадника, очень быстро приближалась к современной. Такой скорости обучения можно было только позавидовать. О чем я его тут же и спросил.
— Ты же сам умеешь проникать в чужие мысли и головы, командир, — ответил коротышка с лёгким удивлением. — У нас схожий дар. А с таким даром можно перенять из чужой головы что угодно, даже чужую речь. А наши языки очень схожи.
— Я так и думал, — не стал я открывать Черномору свою собственную несостоятельность в ментальном даре. — Но я сейчас не об этом. Познакомься — это Глория. Знаешь, кто она?
— Я же не слепой, командир, она — ведьма.
— Вот и отлично, что не слепой. Глория — это Черномор, — представил я карлика своей добровольной помощнице. Ведь у неё, в отличие от коротышки, никакой связывающей нас клятвы не было. — В общем так, товарищи, никто не против, если мы с вами сейчас пустим «под нож» несколько тысяч врагов-ублюдков и немножко возвысимся в чинах? — Я решил больше не тянуть и заняться, наконец, уничтожением живой силы противника.
Глория на это заявление отреагировала вполне спокойно — она-то прекрасно была осведомлена о моих планах. А вот Черномор от такого заявления даже подпрыгнул на месте, а его нижняя челюсть изумленно отпала.
— Несколько тысяч — это же «тьма»? — всё еще не веря, переспросил он.
— Скорее, это «тьма тьма»[3]! — ответил я, заметив, как загорелись рубиновые огоньки в его глазах.