— Может, не такой уж я и проклятый? — Я криво усмехнулся, пристально взглянув в глаза монаха. — И где-то в ваших расчетах закралась глобальная ошибка?
— Иди отсюда, ведьмак! — Мотнул головой батюшка, натурально набычившись. — Не доводи до очередного греха! А я Господу помолюсь… со всей своей Верой…
— За упокой невинных душ? — Ядовито поинтересовался я напоследок.
— Откровения Божественного просить буду, — не стал лезть в бутылку отец Евлампий, совершенно не реагируя на мой сарказм. — А ты подальше отойди, товарищ Чума, а то зацеплю ненароком! — И священник дал мне понять, что хочет снять сверкающий перстень с пальца.
— Спасибо, что не отказал, отец Евлампий! — искренне поблагодарил я священника, приложив руку к груди.
— Я не сказал, что у меня получится…
— Главное, что ты решил попытаться, а не замкнулся в убеждениях, кажущихся незыблемыми. Благодарю, святой отец!
После этих слов я развернулся и оставил монаха в одиночестве. Пусть наша беседа и была не очень долгой, но она была весьма продуктивной. Кто его знает, а вдруг у него что-то, да получится? Уходя, я почувствовал, как батюшка стянул с пальца кольцо, и его вновь накрыло настоящим потоком Божественной силы.
Меня словно морозом со спины осыпало, а кожу знакомо закололи мелкие иголочки. Так действует на расстоянии на ведьм ненаправленная Божественная Благодать. Я прибавил ходу, стараясь выбраться из ореола её действия. Так-то терпеть можно, но весьма неприятное чувство. Да и общее состояние становится каким-то хреновым, словно я разом постарел лет на пятьдесят.
А батюшка уже раскочегарился, хоть прикуривай от него. У меня даже глаза заломило, словно от электросварки, хотя я даже и не подумал оборачиваться — выжжет нахрен! Сколько потом их растить — одному Создателю известно. Но над такой мелочью он заморачиваться не будет. Поэтому лучше не рисковать, глаза мне еще пригодятся.
Я подхватил под руку деда Маркея, во все глаза пялящегося на батюшку, непрестанно пускающего лучики Божественной Благодати, и потащил старика за собой. Старикана же от распространяющейся вокруг священника ауры Божественной силы неслабо так вштырило.
Он, можно сказать, выхватил хорошую дозу «экстаза верующего», как я для себя назвал это состояние. Я читал у него в голове, что он сейчас был готов опуститься на колени, и реально расшибить себе лоб в поклонах. Весь его крепкий, но старческий организм, был настолько возбуждён происходящим действом, что он плохо осознавал, что происходит вокруг. Эйфория затопила его, поглотив без остатка.
Как же так? Ведь в предыдущий раз — в автомобиле, такого эффекта совершенно не наблюдалось. Если бы Божественная Благодать и в прошлый раз так подействовала на старика, он не сумел вышибить из батюшки дух ударом приклада.
Видимо, отец Евлампий по моей просьбе что-то существенно изменил в этом таинстве. Вот и результат получился совершенно иным. Понять бы только, что он сделал на этот раз? Мысли непрестанно крутились в моей голове, прикидывая разнообразные варианты. И один из них показался мне вполне достойным своего существования.
В прошлый раз священник использовал проливающуюся на него Благодать как оружие против Зла. И она никоим образом не затрагивала обычных простаков, концентрируясь именно на таких тварях, как я и Глория. Думаю, что находись в тот момент рядом с нами Черномор, либо любой другой колдун, маг, нежить или нечисть — их бы точно так же вынесло из собственного физического тела.
А вот что последовало бы дальше, если бы дед Маркей не утихомирил священника, я не знал, поскольку батюшка не касался этого сокровенного момента в своих мыслях. Но по моим скромным предположениям, наши, на тот момент совершенно неприкаянные души, потерявшие связь с собственным телом, он бы просто размазал в сопли! В таком мощном потоке Божественной силы можно было запросто сгореть!
— Лять-перемать! — с облегчением выдохнул дед Маркей, когда я оттащил его на значительное расстояние от ореола силы Господней, и его вдруг резко отпустило. — Что это было, Ромка? Я ведь реально чуть Бога-отца и Бога-матерь во всём их величии не узрел!
Старик трясущейся рукой вытащил откуда-то кисет с махрой и попробовал скрутить самокрутку. Но он только рассыпа̀л табак и рвал бумагу. Я забрал у старика курительные принадлежности и сам свернул ему козью ногу. Прикурив, я вставил цигарку в побледневшие губы деда Маркея. Старик шумно затянулся, поблескивая повлажневшими глазами с полопавшимися сосудиками, а затем мощно выдохнул едкий махорочный дым.