— Ну уж, нет — со мной этот фокус не пройдёт! — Черномор вдруг рванулся вперёд, а его борода взметнулась, как живая, сплетаясь в «круглый» гигантский щит, источающей концентрированную тьму.
Мрак встретился со светом — и мир «взорвался» вокруг нас, а потом завис в «белом» молчании. Я зажмурился, но даже сквозь закрытые веки видел, как тьма внутри меня «зашевелилась». Однако, к моему глубокому удивлению, щит из бороды Черномора выдержал неистовый удар Божьего вестника.
Огненный свет, вспыхнувший при столкновении щита Черномора и силы архангела, частично поглощенный тьмой, стал медленно рассеиваться, оставляя после себя выжженную землю и дрожащий воздух. Но ничто не могло сравниться с тем холодом, что исходил от самого крылатого посланника.
— Сам архистратиг Михаил снизошёл к нам, грешным… — прошептал отец Евлампий, и его голос дрогнул от благоговейного ужаса.
А Ангел продолжал стоять там же, в свете падающего с небес огня, словно воплощение самой чистоты и неотвратимости Божьего гнева. Его доспехи сверкали, как отполированные алмазы, а взгляд… этот взгляд был холоднее ледников, древнее звёзд и острее любого меча.
Я почувствовал, как ноги стали ватными, но хрен-то он познает мой страх! Если мне суждено сегодня погибнуть, я сделаю это с честью. А уничтожение такого количества врагов по-любому поможет нашим парням быстрее погнать фашистов с нашей земли!
Архангел медленно шагнул вперёд, прямо по языкам огня под его ногами. Земля под его поступью дрогнула, и потухла, покрываясь инеем там, где ступала его нога.
— Покайтесь, грешники! — Его голос не гремел — он натурально «резал» без всякого ножа — тихий, чистый, абсолютный. Как будто сама реальность содрогалась от его приказа.
Михаил повернул голову и поймал мой взгляд, и я увидел в его глазах всё — каждый грех, даже его малозначительную «тень», каждую каплю пролитой мною крови… И тогда я понял, почему мне было так страшно. Это был не просто ангел — это был судья. А мы… Мы все были виновны!
Я взглянул на колдуна и показал карлику оттопыренный большой палец. Не знаю, понял ли меня коротышка, но то, что сегодня он спас нас всех — бесспорно. Его неимоверно длинная борода после могучего удара, нанесенного ангелом, основательно укоротилась.
Черномор откашлялся, плюнув в сторону комком чёрной слизи. В его маленьких глазках всё ещё горела искра боевой ярости. Борода карлика была обожжена, а концы её тлели, как угли, постреливая в воздух небольшими клубами едкого дыма. Однако, энергия от погибающих тысяч и тысяч врагов продолжала поступать, потихоньку наполняя безразмерный резерв коротышки, вновь удлиняя его бороду.
— Покаяние — ваш последний шанс! — вновь громыхнул Михаил, и его слова вонзились в разум, как лезвия.
Отец Евлампий упал на колени. При этом крест в его руке треснул пополам. Губы монаха шептали молитвы, а глаза были полны отчаяния. Он четко понимал — здесь нет места прощению. И его земные дни сочтены. Глория сжала мою руку ещё сильнее, её ногти уже проткнули ткань, и я почувствовал, как тёплая кровь стекает по моему запястью.
— Он не остановится, — прошептала она. — Он пришёл за всеми нами: за тобой, за мной… За каждым, кто прикоснулся к этой силе…
— Да ну тебя в пень, пернатый! — неожиданно рявкнул коротышка, расправляя плечи и выпячивая вперед бочкообразную грудь. — Ты думаешь, твоё грёбаное сияние меня пугает? Я видел таких, как ты — блестящих, самоуверенных донельзя… Но все они падали, когда моя тьма добиралась до их сердец!
А карлик, оказывается, еще тот боец! Похоже, недаром он вырос в среде отбитых и отмороженных на всю голову инеистых[1] великанов. Не боится ничего и никого! Михаил ничего не ответил на этот презрительный выпад коротышки. Он лишь поднял руку, и на этот раз свет в его ладони собрался в сияющий меч — тот самый, что некогда изгнал Люцифера из рая. Лезвие горело так ярко, что на него было больно смотреть.
— Держись, ведьмак! — Я почувствовал, как «тень», запертая внутри меня, дёрнулась в ответ. — Или ты позволишь ему решить всё за тебя? — прошептал голос первого всадника в моей голове.
Но ничего предпринять я не успел, потому что в этот момент земля под ногами Михаила «взорвалась». Но не огнём, а зелёным «гнилушечным» свечением. Из трещин выползли изумрудные щупальца, обвивая ноги вестника, а из-под земли поднялась фигура в рваном плаще, с лицом, скрытым под капюшоном и изогнутой медной косой в правой руке.
— Тю-ю-ю, — изумлённо выдохнул старикан, — вот и саму смертушку сегодня лицезреть довелось… Не к добру это, не к добру! Надеюсь, что ты не за мной?