Священник замер, будто мой вопрос ударил его прямо в сердце.
— Нет… — тихо прошептал он. — Не хотел бы… Именно поэтому я сейчас с вами… Но это не значит, что я прав…
— Прав или не прав — вопрос философский, — тяжело вздохнул я. — Но факт остаётся фактом: ты не потерял Благодать. Значит, Небеса не считают тебя предателем Веры, или еретиком.
Дед Маркей, молчавший до поры, неожиданно хрипло рассмеялся:
— Ха! Вот ведь какая забавная штука выходит — сам Господь тебя простил, батюшка, а ты сам себя простить не можешь!
Священник вздрогнул, как будто его ударили:
— Я не перестану каяться перед Его светлым ликом в своих грехах…
— Да брось ты, Евлампий, — отмахнулся от него старик. — Каяться — это хорошо. Но топтаться на месте, ничего не делая и ныть по любому поводу — грех куда как похуже!
Инквизитор опустил голову. Свет в его кулаке наконец погас — не потому, что иссяк, а потому, что он, сняв кольцо, разжал пальцы. Перстень лежал на ладони, всё ещё теплый от заключенной в нем энергии.
— Может, и правда… — тихо пробормотал он.
Дед Маркей, тем временем, хрустел костяшками здоровой руки, потирая еще недавно сломанное запястье:
— Вот что, батюшка, выбирайся-ка ты из своей «скорлупы»! Раз Благодать не ушла — значит, работа твоя на нашей грешной земле ещё не закончена. А этот крылатый про нас не забыл, — напомнил всем старикан. — Он еще может вернуться — и тогда нам всем крышка!
После его слов тишина повисла над поляной тяжёлым покрывалом. Нам действительно стоило поспешить, иначе «пророчества» деда Маркея могут и сбыться.
Отец Евлампий глубоко вздохнул, надел кольцо обратно на палец и посмотрел на нас твёрдым взглядом:
— Ладно, я всецело принял эту нелёгкую ношу… Что дальше?
— Нам нужно быстро и скрытно пересечь открытую местность и добраться до следующего лесного массива, — ответил я на его вопрос. — Волшебная тропа там продолжается.
Я бросил взгляд на темное небо, озаряемое с одной стороны буйством Божественного огня, сошедшего с небес, а с другой стороны восходящим солнцем, окрашивая горизонт в кроваво-красные тона. Ночь прошла на удивление быстро и незаметно. Но время работало против нас.
— Если выйдем сейчас, — продолжил я, прикидывая расстояние, — возможно, успеем добраться до леса по темноте, до восхода. Но нужно идти быстро и без остановок.
Дед Маркей хмыкнул, поднял прислонённую к дереву винтовку, из которой умудрился даже несколько раз пульнуть в самого архангела Михаила (пусть и без особого результата), и забросил её за спину:
— Ну что, батюшка, готов к очередному марш-броску? Или тебе сначала молитву надо прочитать для ускорения передвижения?
Отец Евлампий лишь укоризненно покачал головой на ехидное замечание старика, но в его глазах вновь появился знакомый огонь — тот самый, что горел в них раньше, когда он шёл в бой со злобной нечистью. Даже в неравный бой.
— Я готов! — рыкнул инквизитор. Вот таким он мне больше нравился.
— А меня больше не надо на закорках тащить! — к моему большому облегчению заявил Черномор — мои мышцы до сих пор ныли. Еще одной такой пробежки я просто не потяну, даже питая свой организм магией. — Сил хватает, я и полететь могу… — И карлик начал постепенно «воспарять» над землёй.
— Э-э-э! Тормози, родной! — Ухватил я его за бороду. — Летать лети, только над самой землёй! Понял?
Мы вновь двинулись цепочкой — я впереди, за мной священник, за ним — Глория, а дед Маркей на этот раз замыкал шествие, постоянно оглядываясь по сторонам. А немного в стороне, едва выставив голову из травы, парил над землёй Черномор. Трава под ногами была высокой, местами по пояс, а местами и вовсе накрывала нас с головой.
Но я опасался, каждую минуту ожидая, что вот-вот и нас обнаружит разгневанный архангел. Но пока — тишина. Никаких здоровяков с крыльями в сверкающих доспехах на нашем пути не наблюдалось. Только ветер шевелил степные травы, да где-то вдали кричали ночные птицы. Темная громада леса, верхушки которого уже вовсю освещались яркими лучами восходящего солнца, уже появилась в поле нашего зрения.
— Смотрите! — вдруг резко остановился отец Евлампий, указывая вперёд.
Я прищурился и потянулся к магии, чтобы с помощью силы приблизить «изображение». На опушке леса, прямо у начала тропы, стояла фигура. Невысокая, прямая, сухощавая, можно даже сказать худая. В треуголке на голове, больше похожей на лысый череп. В расшитом золотом камзоле, и наброшенном на плечи тёмным плащом, развевающимся на слабом ветру.
— Лять-перемать! — тихим шёпотом выругался дед Маркей, сбрасывая с плеча свою неразлучную берданку. — Вот только еще восставших из могил мертвяков нам на сегодня не хватало! Только-только от одной гнилой башки избавились — вторая на подходе!