— Рома! Живой! — завизжала девушка, тоже бросаясь ко мне на шею.
Я поставил Глафиру Митрофановну на ноги, и мы обнялись все вместе. Глафира Митрофановна вздохнула, а затем украдкой попыталась смахнула слезинки, выкатившиеся из её глаз. Следом за ней зашмыгала носом и Акулина. Да, радость у нас вышла, действительно, как в песне — со слезами на глазах.
После того, как мои девчушки успокоились, они завалили меня вопросами. Пришлось рассказать им вкратце о моих недавних приключениях. При упоминании Глории Глаша как-то насторожилась, словно почуяла всем своим женским нутром возможную соперницу. А ведь так оно и есть, мне ли не знать. Вот вы мне скажите, как у них, у женщин, получается всё чувствовать без всяких там магических талантов?
— Так кто такая эта… Глория? — недовольно проворчала Глафира Митрофановна, перехватив мой взгляд. Она недобро прищурилась, и в её карих глазах заплясали искорки настороженного любопытства и… ревности, конечно же.
Акулина, в этот момент копошившаяся возле пролитой жидкости (теперь уже нейтрализованной каким-то порошком с резким удушливым запахом), вдруг замерла и навострила уши.
Я вздохнул — врать любимой женщине не хотелось:
— Она ведьма… — начал я осторожно.
— Ведьма? — повторила Глаша, медленно, будто пробуя слово на вкус. — И что этой лярв… ведьме от тебя нужно?
И ведь она её еще и в глаза не видела! Что же будет при встрече? И я понял, что все мои проблемы только-только начинаются. И разрулить их будет куда сложнее схватки с архангелом Михаилом.
— Рома… — продолжила она, — не надо юлить. Я чувствую, что ты что-то недоговариваешь. Я понимаю… ты ведьмак… Ты с ней… у вас что-то было? — выпалила Глаша, наконец решившись.
Я вздохнул:
— Это не то, о чём ты думаешь… Она оказала мне услугу. Без помощи этой ведьмы я бы мог не вернуться… Или словил бы очередную лихорадку Сен-Жермена.
Глаша закусила губу, её пальцы нервно сжали край фартука.
— И что теперь? Ты… ей обязан? Я знаю ведьмовской кодекс… Что она требует за оказанную услугу?
Тишина повисла тягучей паутиной — я как-то и не знал что сказать. Я даже об этом «кодексе» слышал сегодня в первый раз.
Акулина, до этого молчавшая, вдруг резко встряла в наш разговор:
— А она красивая?
Глафира Митрофановна взвилась, как ошпаренная.
— Акулина! Да какая разница-то?
— Ну, так… если красивая, значит, опасная!
Я невольно рассмеялся, но тут же осекся под взглядом Глаши:
— Красота для ведьмы не проблема. Особенно для колдуньи седьмого чина (кстати, я так и не посмотрел, насколько она возвысилась). Но я вижу её настоящую суть, Акулина, ей больше трёхсот лет, и её сумеречный облик ужасен. Куда страшнее, чем был у твоей бабки Степаниды. Но простаки этого не видят…
— Значит, красивая, — Глафира резко отвернулась, но я успел заметить, как её глаза блеснули влагой.
— Глаша, — я осторожно взял её за руку, — ты же знаешь, что для меня важнее всего. Чувствуешь, это душой и сердцем. — Она не ответила, но пальцы её дрогнули в моей ладони. — Не буду юлить и скрывать, но с Глорией будет непросто… Очень непросто… Но она нужна нам… Просто верь мне, и всё будет хорошо!
— Обещаешь? — Глаша обернулась и вновь меня обняла, уткнувшись головой мне в грудь.
— Хочешь, я принесу тебе абсолютную магическую клятву верности? — на полном серьёзе предложил я.
— Со мной это не сработает, — рассмеялась Глаша. — Я же обычная простушка.
— Тогда просто верь мне! — И я крепко прижал её к груди.
Глаша прижалась ко мне крепче, её дыхание было тёплым и неровным.
— Ты знаешь, я не из тех, кто ревнует к каждой тени, — прошептала она. — Но, когда я услышала, что она ведьма… Мне стало страшно. Не за себя. За тебя.
Я провёл пальцами по её волосам, ощущая их шелковистую мягкость.
— Тебе нечего бояться, — ответил я тихо. — Ни она, ни кто-либо другой не сможет разлучить нас.
Она подняла на меня глаза, и в них плескалось столько доверия, что моё сердце сжалось. У меня просто камень упал с души, ведь рано или поздно этот вопрос всё равно бы всплыл, и объясниться было бы намного сложнее.
Дальше я без утайки рассказал и про знакомство с Глорией, и про встречу с Черномором и мертвой головой его братца великана, и про уничтожение целой орды фрицев, и про нападение архангела Михаила, и про наше бегство… В общем про всё-всё-всё.
Мои красавицы слушали моё неспешное повествование, буквально раскрыв рты. Ведь в то, что я рассказывал, сложно было даже поверить. И ко всему прочему, произошедшие события заняли буквально какой-то день-два. Мы вместе скорбели о погибших партизанах, а мои девушки плакали. Ведь они знали этих людей куда лучше меня.