Акулина застыла в ужасе, прижав ладони к щекам, а Глаша уже лихорадочно рылась на полках, швыряя склянки направо и налево.
— Мам, что ты ищешь⁈ — Перепугано пискнула девушка, не зная, чем помочь ни мне, ни матери.
— Антагонист[1]! — Голос Глафиры Митрофановны дрожал — она не на шутку за меня испугалась. — Тот, который мы создали для мертвого деда, если что-то пойдёт не так…
Чёрные прожилки расползались по моим рукам, как ядовитые корни. Я сквозь зубы застонал, чувствуя, как талант ведьмака словно выворачивается наизнанку. Лабораторный стол вздрогнул от удара моего кулака — я пытался хоть как-то отвлечься от боли.
— Рома! Держись! — Глаша наконец нашла пузырёк с мутной зеленоватой жидкостью. Её пальцы дрожали, когда она сорвала пробку. — Это должно…
Но закончить фразу ей не удалось, потому что мой истошный крик её заглушил. Я попытался кивнуть, но тело не слушалось. Чернота уже добралась до шеи, и ползла по лицу. И каждый дюйм её продвижения — будто раскалённая игла дрейфовала под моей кожей.
Акулина в ужасе прижалась к стене:
— Мама… Он… Он же не умрёт⁈
— Нет! Я не позволю! — Глаша кинулась ко мне с пузырьком «антидота» наперевес.
Однако именно в этот момент меня скрутило судорогой, и я, падая, неловким движением выбил лекарство из рук Глафира Митрофановны. Стекло разбилось об каменный пол с хрустальным звоном всех разбитых надежд на спасение. А Глаша упала передо мной на колени и прикоснулась к моему почерневшему лицу ледяными от ужаса ладонями.
[1] Лекарственный антагонизм означает, что лекарство прекращает действие или эффект другого вещества, предотвращая биологический ответ. Прекращение действия осуществляется четырьмя основными механизмами, а именно химическим, фармакокинетическим, рецепторным и физиологическим антагонизмом.
Глава 19
Я видел её глаза — широко раскрытые, влажные, полные чистейшего отчаяния. В них отражалось моё искажённое болью лицо, покрытое паутиной чёрных прожилок.
«Интересно, — мелькнула в голове безумная мысль, как обычно происходило со мной в подобных случаях, — если я умру сейчас, останусь ли в её памяти таким — изуродованным до неузнаваемости монстром?»
— Роман… — Глаша прошептала моё имя с такой болью, что даже мои собственные муки на мгновение померкли. — Смотри на меня! — Её голос дрожал, а в глазах — паника, хоть она и старалась держаться. — Не отпускай сознание! Ты слышишь? Держись! Попробуй… контролировать это…
Я закашлялся — и на ладонь упала сгустком капля чёрной, как смоль, крови.
— Не… получается… родная… Сейчас я попробую… уйти в ускоренный режим… Но это… тоже… может не сработать… — В глазах резко потемнело, а дыхание сбилось, и я уже почти ускорился.
И вдруг, словно произошёл щелчок в моём самочувствии. Резко, почти мгновенно, словно кто-то переключил тумблер. Боль исчезла. Полностью. Я вздохнул полной грудью… и осознал, что чёртов философский камень больше не конфликтует с моей природой. Он «адаптировался». Или я, вернее, мой ведьмачий дар.
— Глаша… — Я поднял голову, и она замерла, увидев мои глаза. Их радужка теперь светилась золотым узором, повторяющим те самые красные спирали из колбы. — Вроде бы отпустило…
Глафира Митрофановна осторожно прикоснулась ладонью к моему лицу:
— Но эти чёрные «прожилки»… Они не исчезли…
— Наверное, побочный эффект, — предположил я. — И, надеюсь, что временный… — Я медленно поднялся на ноги, ощущая, как энергия стремительно циркулирует по обновленным путям. — Похоже, что эликсир ещё и очищает каналы, выжигает всё «лишнее»… Только бы знать, что он «считает» лишним?
Акулина, всё ещё напуганная, прошептала:
— А если бы не очистил?
Я встретился с ней взглядом и весело подмигнул:
— Тогда я бы сгорел изнутри…
Глаша вдруг резко выдохнула и больно шлёпнула меня раскрытой ладонью по плечу.
— Дурак! Не смей так больше говорить — беду накаркаешь! — Её голос дрожал от ярости и облегчения. — Ты чуть не… не…
Я обнял её, чувствуя, как она трясётся.
— Прости! Как-то неожиданно всё случилось!
Она всхлипнула, уткнувшись мне в плечо:
— Идиот… Да и я дура! Больше никаких экспериментов без подготовки! Слышишь?
Неожиданно Акулина вдруг хлопнула в ладоши:
— Но… но это же работает, мам! Рома, ты теперь стал в разы сильнее, да?
Я кивнул, вытягивая руку и разжимая кулак. Над ладонью вспыхнул не просто сгусток энергии (я всего-то навсего хотел создать обычный слабенький светляк) — а «плазменный шар», отчего-то пульсирующий в такт моему сердцу.