— Еще пару месяцев назад я и представить не могла, что окружающий наш мир — такой… большой и такой сказочный! Какой же дурой я была раньше! Мам, прости, я просто не понимала… — Она резко развернулась ко мне. — Рома, а правда, что Ваня родился простаком? А потом с помощью машины какого-то профессора стал одарённым?
Я фыркнул и укоризненно покачал головой, романтические мечты о Чумакове так и не покинули головы Акулинки. Но пока мои воспоминания не изменились — ничего экстраординарного между ними не произошло. Моя будущая версия из этого альтернативного мира, всё еще имела шансы на появление.
— А это, товарищ Красавина, — вспомнил я шпионский псевдоним девушки, который дал ей в первые дни нашего знакомства, — между прочим, государственная тайна! И Ваня, как я понимаю, вам её разболтал…
— Ой! — Акулинка, сообразив, что проговорилась, зажала рот ладошкой. — Только не наказывайте его…
— Я подумаю… — не успел я договорить, как Глаша, смеясь, толкнула меня локтем в бок:
— Прекрати пугать девочку!
Я поднял руки в шутливом жесте капитуляции:
— Ладно-ладно. Но вообще-то, эта информация действительно засекречена… — Мои пальцы скользнули по мшистой поверхности одного из надгробий, мимо которого мы как раз проходили. — Для вас это не страшно — при работе в моей команде вам будет присвоен наивысший допуск. Но вот «на сторону» эта информация попасть не должна! — строго произнёс я. — Враг не дремлет! И усиленно разрабатывает собственное магическое направление. Я расскажу вам чуть позже, что мне удалось узнать.
Ветер шевельнул ветви старых сосен и в их «шепоте» мне почудился чей-то «призрачный голос». Но разобрать, что он там бормочет, я так и не сумел. Возможно, действительно глюк. На мгновение я почувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев — похоже, остаточный эффект взаимодействия с философским камнем.
Глафира Митрофановна заметила моё напряжение:
— Рома?
Я встряхнул головой:
— Всё в порядке. Просто… какие-то странные ощущения на самой грани восприятия. Пока сам не понимаю, как к этому относиться.
— Чуть что — сказу говори мне! — обеспокоенно произнесла Глаша. — Или хотя бы, Вольге Богдановичу.
Пообещав обращать внимание даже на самые незначительные изменения в собственном организме, мы выбрались с территории кладбища, прошли по примечательной аллее, вдоль поскрипывающих на ветру сосен, и вышли к особняку. Наше появление было встречено радостными возгласами уже основательно поддатых деда Маркея и Черномора.
Дед Маркей, размахивая опустевшим штофом с настойкой, уже расходился не на шутку, а Черномор, сидя рядом с ним, откровенно не замечал, как его борода задорно ползает по полу, словно толстая змея.
— Е-мое, ну наконец-то! — загремел старик, увидев нас. — А я уж думал, вы там в своей лаборатории всю ночь просидите! Эх, молодёжь-молодёжь! Даже выпить с вами нормально не получается…
Так-то, дед Маркей совсем не горький пьяница, просто события последних дней, разгром партизанского отряда, пленение и жестокая казнь боевых соратников и друзей, едва совсем не подорвали дух старика. Хоть он этого и не показывал. Но на душе у него было тяжело и тошно.
Тем временем Пескоройка быстро провела «перемену блюд», забрав и всю использованную посуду. Вскоре на огромном дубовом столе появились новые горячие кушанья. Компания оживилась, и разговоры потекли быстрее. Дед Маркей поднялся из-за стола и шумно расцеловал по очереди моих девчонок, оставив на щеках Глаши и Акулины влажные следы от слез.
— А ну-ка, все ко мне за стол! — рявкнул он, стукнув сухоньким кулаком по дубовой доске, отчего рюмки задрожали, словно испуганные мыши. — Будем пить за старых друзей, за победы… да и просто за то, что мы живы!
Я переглянулся с Глашей, а затем с Вольгой Богдановичем, что с невозмутимым видом продолжал восседать во главе стола в качестве радушного хозяина. И они понимающе кивнули. Ведь старик, конечно, не просто так буянил. Под этим шумным «весельем» скрывалась старая солдатская тоска. Он слишком много и многих потерял за последние дни.
— Маркей Онисимович, — мягко, но твёрдо произнесла Глафира Митрофановна, — давай лучше выпьем за тех, кто не дошёл, за тех, кто уже не услышит наш тост, за тех, кто отдал свои жизни во имя…
Старик на секунду замер, а я увидел, как задрожала его нижняя губа. Потом он резко опять хлопнул ладонью по столу. Бах!
— За них! — прохрипел он. — За героев! Вечная им память! — Он поднялся на ноги и выпил. Не чокаясь