Я поднял рюмку следом за ним:
— За павших…
И не надо больше слов. Черномор вздохнул и тоже выпил, а его борода медленно поползла под стол, словно прячась от чужих взглядов. А дед Маркей вдруг разрыдался — грубо, по-мужски, уткнувшись лицом в ладони. Но это было… правильно, что ли… Всегда должна быть минута, когда все вспоминают, ради чего они ещё живы… Не обязательно за это пить — главное, помнить!
Ты слышишь?
Я вздрогнул. Никто из окружающих не произнёс этих слов — они прозвучали «внутри». Но это был не первый всадник, его мысленный голос я уже научился узнавать. А этот… это было так, будто кто-то что-то шептал в «ментальном диапазоне» — тихо, но настойчиво, а я слышал этот шепот самым краешком сознания. И это было не похоже ни на что слышанное ранее.
Глаша тут же заметила перемену в моём взгляде и вопросительно приподняла бровь. Я едва заметно мотнул головой: «Позже». Она кивнула, но ее пальцы непроизвольно сжали край стола. Глаша всегда переживала, когда что-то было не так.
Тем временем этот… шепот… продолжался. Сейчас он был лишь отдалённо похож на обычные слова — скорее, на навязчивое эхо, которое пульсировало в моих висках, как далекий звон колокола под водой. И я никак не мог разобрать, что же мне пытается сообщить этот невидимый собеседник.
Голос не походил ни на один из тех, что я слышал раньше. Мне почему-то казалось, что он был «слишком» близким, почти родным. Не просто мыслью, пришедшей извне в мою голову, а присутствием кого-то, уже хорошо знающего меня… Понимаю, звучит бредово, но более точного определения я не смог подобрать.
Я замер. Даже дыхание замедлил, будто боялся спугнуть этот странный контакт, будто кто-то приник к самому краю моего черепа и шептал сквозь кость — беззвучно, но ощутимо чтобы я «услышал». Но я мог разобрать лишь какое-то невнятное «па-па-па-па». А затем стихло и оно.
Но оставшееся «послевкусие» было… знакомым. Как будто я знал обладателя этого голос раньше — может, в детстве, во сне, или в забытом воспоминании, стертом временем. Но это не был ни голос матери, ни друга, ни даже первого всадника. Это было нечто глубинное, словно само мое подсознание пыталось мне что-то сказать, но не могло выговорить — как будто язык вдруг стал чужим.
— Ты побледнел, — прошептала Глаша, наклоняясь ко мне так близко, что ее дыхание коснулось моего уха. — Ром, как ты?
— Уже норм… — Я кивнул, не в силах объяснить, что же со мной произошло. Потому что и сам ничего не понимал. Слишком странными и необычными были эти ощущения… Я попытался отмахнуться от них, сглотнув внезапно подступивший к горлу ком, но в глазах неожиданно потемнело, и вдруг…
Кружевная занавеска на окне. Солнечный зайчик на потолке. Вкус теплого молока с пенкой. Я стоял в комнате. В комнате, в которой никогда не был. Лучи солнца падали на половицы, золотя пылинки в воздухе. У окна, спиной ко мне — женщина. Она что-то напевала, гладя детское белье — пелёнки с распашонками.
Её я сразу узнал — это же Глаша! И тут же осознал: этого не может быть — наш ребёнок ещё не родился… А здесь… Это что, предвидение будущего? Но тогда это «па-па-па-па»… Шёпот, наконец, слился в одно понятное слово:
— Папа!
Это что, со мною разговаривает мой еще не рождённый ребёнок?
Похоже, ноги перестали меня держать, пока я пребывал в этом трансе. Я очнулся от боли, упав грудью на стол и сбросив на пол посуду. Лоб был мокрым, а рубашка прилипла к спине. Все повскакивали на ноги и засуетились вокруг меня.
— Выпей водички, командир! — Черномор протянул мне стакан с прохладной водой, которую я выпил буквально в два глотка.
— Ты нас всех напугал, Рома! — произнесла Глаша, придерживая меня за плечи, чтобы я опять не рухнул. — Что с тобой случилось?
А я молчал. Потому что понял, кто пытался со мной поговорить. Но с моей точки зрения это был полнейший бред…
Глава 20
Октябрь 1942 г.
Третий рейх
Земля Анхальт
г. Вернигероде
Но Каина совершенно не испугало колдовство Верховной ведьмы. Он лишь криво усмехнулся, медленно поднимаясь с кресла. Его тень, отброшенная пламенем камина, вытянулась до невозможных размеров, заполнив половину зала, и в её очертаниях заплясал силуэт с выросшими клыками и когтями.
— Ты, похоже, забыла кто я? — прошипел вурдалак, и его голос сейчас напоминал шелест вытаскиваемого из ножен острого металла. Несмотря на клыкастую тень, сам он всё еще оставался в человеческом образе. — Не играй с огнём, Изабель. Или ты думаешь, твои смешные фокусы могут остановить меня? Меня, настоящего Мастера крови?
В воздухе запахло грозой — не метафорически, а по-настоящему. Над потолком сгустились тучи, и в следующее мгновение молния ударила в центр зала, рассыпавшись на тысячи искр, а весь замок основательно встряхнуло. По стенам зазмеились изломанные трещины, а с потолка посыпался какой-то мусор.