После обучения им определяли место службы в каком-нибудь приходе, в районе которого имелись некие «подозрения» в богохульной и вредоносной колдовской деятельности. Именно под таким «подозрением» в Тарасовке находилась Степанида — ведьма, передавшая мне при смерти свой ведьмовской дар.
Однако, за всё время слежки монах-инквизитор Евлампий так и не сумел уличить старую чертовку в применении вредоносного колдовства и схватить её за руку. А после начала войны и оккупации деревни немцами, и вовсе прекратил свою охоту на ведьм — на первое место вышли патриотические чувства русского священника и борьба с супостатами-оккупантами.
Особой теоретической подготовкой отец Евлампий, как оказалось, не обладал. Он был скорее «оперативником»-силовиком, но кое-что ему, конечно, было тоже известно. Основной его подготовкой было противодействие силам тьмы и уничтожение так называемых «эмиссаров ада» на земле.
Самое смешное (для меня), что к этим «эмиссарам» монахи причисляли даже леших и водяных, которые, по своей сути, являлись скорее одушевлёнными силами природы, нежели зловредными магическими существами. Но церковные догматы не делали большой разницы между ними и демонами преисподней.
Не делали они так же разницы между бывшими языческими богами, якобы ставшими впоследствии бесами, привидениями, заложными покойниками, упырями, мавками и прочей магической шушерой — всё, что не осенялось Божественной Благодатью, автоматически стало считаться вселенским злом и подлежало уничтожению.
Честно говоря, у меня были большие сомнения, что это постанова самого Творца. Конечно, каждой твари надо воздавать по делам её, но грести всех под одну гребенку… Нет, на каком-то этапе развития магического сообщества и дивного народа, похоже, произошел «информационный сбой».
Я отчего-то был в этом уверен. Ведь в сказках (а как мне уже стало понятно, многие сказки имеют под собой реальную основу) существовали же и мудрые чародеи-волшебники, помогающие людям, и добрые феи, а не только злые и мерзопакостные колдуньи, поедающие младенцев на завтрак.
Куда подевались все эти одарённые? Ведь не может так быть, чтобы все они разом вымерли? Отчего ведьмовской дар стал считаться проклятым, если используемая сила не имеет «окраски»? Почему мои чины и веды растут только от причинения вреда обычным людям, и никак не реагирую на условное добро?
Но к моему большому разочарованию, ответить ни на один из этих вопросов по существу, а не «на всё воля Господа», отец Евлампий не смог. Он просто не знал ответов на все эти вопросы, это я без труда читал у него в голове. Хотя кое-какие пустоты в моём «магическом образовании» он всё-таки сумел заполнить. Но это были почти несущественные мелочи, типа методов борьбы против тех или иных тварей.
— Послушай, батюшка, а как ты объяснишь тот момент, что я после твоего удара Благодатью сумел вернуться в собственное тело, а она — нет? — поинтересовался я.
— Если честно, то у меня нет ответа и на этот вопрос, — прогудел священник. — Но я могу сказать одно — ты не такой, как все остальные ведьмы, с которыми мне довелось встречаться в жизни, товарищ Чума…
«И которых я уничтожил», — добавил мысленно инквизитор. А вот что делать со мной, он так до конца и не сумел определиться. Слишком уж его взволновали мои слова, что я владею Гневом Господним. Никто, кроме самых приближенных к Создателю Серафимов и самого Творца, никогда не использовал это страшное оружие. Даже сама такая мысль была для него кощунственной…
— Э-э-э! Батюшка! — воскликнул я, заметив, как монах вновь стал постепенно «накаляться» как яркая операционная лампочка. — Охолони, родной! Так мы с тобой каши не сварим!
Я глянул краем глаза в сторону деда Маркея, который незаметно для попа скинул с плеча ремень винтовки. Если что-то опять пойдет не так, не миновать батюшке очередного прилета в лоб приклада «красавицы» старика. Быстро же дед учится на ошибках! Такого ценного кадра нельзя упускать! Вернемся на базу, я ему еще и устрою полный техосмотр с ремонтом — еще лет двадцать будет у меня бодрым зайчиком скакать!
— Сейчас… пройдет… — Священник запустил руку за ворот рясы, выудив откуда-то изнутри массивный перстень с большим прозрачным камнем изумительной чистоты.
И куда он его заныкать умудрился, что даже фрицы при обыске не нашли? Отец Евлампий поспешно нацепил перстень на указательный палец правой руки, и тут же перестал светиться, как новогодняя ёлка. Зато вместо него ярким светом полыхнул камешек в перстне.