Третьего пальца Дамир Тагирович загибать не стал: оказалось незачем.
— И взяли тебя совершенно случайно, — дополнил безымянный полицейский майор. — Как любят выражаться в этой среде, «по беспределу». Скоро, наверное, разберутся и выпустят… По крайней мере, ты должен уверенно транслировать именно эту мысль.
— Давай повторим, — предложил егерь, — основы. Пузырь — если мы правильно поняли, кто это такой вообще — попадет в камеру почти сразу после тебя… Минут через двадцать.
— Лучше через полчаса, — попросил я. — На всякий случай.
— Хорошо, через тридцать, — согласился капитан. — Тебе надо будет его разговорить… Даже не то важно, что он будет тебе отвечать — или говорить сам…
— Важно ведь не «что», — я кивнул, — а «как». Я Вас услышал, понял… Да и сам далеко не дурак.
— Подход…
— Он курит, — свою роль я помнил досконально. — И при нем не будет сигарет.
— Организуем, — не в первый раз пообещал майор. — В смысле, не будет.
— Значит, я…
В камеру вошел просто — даже как-то буднично. Поздоровался так, как принято на казанских улицах, спокойно прошел к незанятой нижней — других в камере не было — койке, уселся, поставил узел с вещами рядом с собой.
Прошел процедуру опознания — не имевшую ничего общего с той, что муссировалась молвой народной. Просто представился, просто выслушал ответные представления. Приготовился скучать: не получилось. Не с моим счастьем.
— Слышь, братан, — пересел на свободную койку — прямо напротив моей, и, получается, меня самого, — один из местных временных насельцев, шебутного вида мелкий человек. — А ты в натуре тролль? — и, агрессивно, — А чо лысый?
— Меня, так-то, Иваном зовут, — с деланной неохотой откликнулся я. — Представлялся же.
— Мало ли, чо каво, — ответил агрессор. — Представился он. А вот общество интересуется…
— Ты, что ли, — смерил я человечка долгим взглядом, — общество? В упор не наблюдаю.
Это, конечно, был выход из образа…
— Главное, Ваня, помнить: образ твой… Он, как бы, временный и не совсем настоящий. Если дело дойдет до наезда, обостряй, бей первым! За последствия можешь не опасаться, — напутствовал меня чуть раньше капитан, и майор согласно кивал тому в такт.
— За любые последствия? А если я кого-нибудь, ну, например, убью насмерть?
— Если не путем мерзостного чернокнижия… — неопределенно повел рукой Кацман, — то ответ будет один: «а чего они первые лезут?»
— Опа, — почти обрадовался сокамерник. — А ты борзый! Пацаны, — это уже к остальным, — у нас тут борзый, в натуре!
— Рафик, ты бы унялся, а? — предложил приличных габаритов урук, до того смотревший в окно сквозь решетку и удивительно прозрачное — видимо, чистое — стекло. — Ты, Ваня, — это уже мне. Надо же, и имя запомнил, — не ведись. А то будет драка, кому-нибудь сломают руку… Или ногу. А Рафик — он чего, он не виноватый.
Слушайте, ну это даже не смешно.
Типичный такой «развод третьего»: такое бытовало и в старинных острогах, и на почти современной каторге. Если вам кажется, что в «злого и доброго» умеют играть только милиционеры, то есть, конечно, полицейские, вам так кажется зря.
Некоторый подобный опыт у меня, все же, имеется.
Хорошо: не совсем уже у меня, но у того, кем я совсем недавно был — в другом теле, в ином мире.
Жители той России, что стала — после революции — Советским Союзом, категорически не рекомендовали зарекаться от сумы и тюрьмы! Я и не зарекался, и правильно делал.
Сиживать приходилось в ранешних острогах — когда те только-только стали из пограничных крепостей разновидностью тюрем, и в более поздних полицейских зстенках, и даже как-то сходить по этапу на каторгу… Об этом я расскажу после, если придет настроение. Уточню: скорее всего, не придет.
Народная власть, правда, никакого желания сунуть меня за решетку не проявляла — ни разу! Поэтому можно считать, что опыт у меня имелся давно и не такой.
Что же до развода, то делается это так.
Сначала я, ободренный поддержкой «доброго», делаю «злому» что-то нехорошее. Например, бью того по лицу, сломав нос, или оставив перспективный синяк.
Сразу после этого выясняется, что «уняться» — это одно, нанести же увечья реальному пацану — совершенно другое.
В дело вступают другие участники схемы, даже не принимавшие в той участия с самого начала.