Протянутое я взял, да и стал то внимательно рассматривать — ожидая во всякую секунду очередного возмущенного вопроса орка — мол, и это ты тоже умудрился забыть? Однако, товарищу было не до меня: он блаженствовал.
В руках урука появился… Опять самострел. Короткий (в два раза короче моего), массивный (выданное мне оружие на фоне этого выглядело как бы не втрое тоньше и даже изящнее), тяжелый — по совокупности внешних факторов… Машина для убийства, и, скорее всего, быстрого, кровавого и всеобщего… Люблю такое. Плохо разбираюсь, но люблю.
Так вот, орк блаженствовал образом совершенно явным: гладил самострел по блоку стволов — числом три, — натирал тряпочкой отдельные детали и даже, кажется, что-то ласково тому шептал.
— Поздоровайся, Ваня! — потребовал, наконец, Зая Зая. — Это вот, если ты забыл, Гхаш… Видишь, какая красавица? Верхние два, вот, для болтов, взводятся вот так, тут предохранители… Нижний — под пулю, можно свинцовую, можно чугунную… Даже круглый камушек. Толкатель, гляди, чистая гидравлика, убойная вещь — хоть и не огнестрел!
Недоумение во взоре я скрывал старательно, но смог это сделать, видимо, не до конца.
— Ты что, — начал орк, — а, ну да… Отдай арбалет. Отдай, говорю! Стрелки детям не игрушки, а ты сейчас, считай, ребенок!
Я сделал шаг назад. Отдавать арбалет… Видимо, так называется самострел — не хотелось отчаянно. Что-то нашептало о том, что к оружию своему я — вернее, Ваня — относился раньше с трепетом не меньшим, чем мой-его сосед.
Вызывало некоторое сомнение то, что алкоголикам, вроде, не выдают разрешений на владение оружием, но имелись, наверное, нюансы местного законодательства, мной не изученные… Или обе единицы попросту хранились в стенном шкафу незаконно!
Неумение обращаться с самострелом и непонимание того, как тот устроен, проблемой не показались ни на единый миг.
— Ашеашн шета нашт! — негромко сообщил я самострелу. Привычно колыхнулось инфополе.
— Арбалет эластомерный, модель АЭК-пятнадцать-двадцать семь, ограниченного гражданского оборота, — делилась со мной ноосфера, а я, стало быть, внимал. — Предназначен для охоты на среднюю и крупную дичь. Применение спецвыстрелов позволяет уверенно поражать… На дистанции… Неполная разборка, так… Метод изготовки к стрельбе, перезарядка, профилактическое обслуживание, ремонт…
Орк все еще смотрел требовательно, протянутой рукой как бы загребая к себе.
Я — на всякий случай — сделал еще один шаг назад.
— И ничего не игрушки, — несколько запоздало ответил я на справедливое, в общем, замечание. — Это пятнадцать-двадцать семь, эластомеры триэмовские, почти новые. Отличная штука. Не отдам!
Облегчением, возникшим во взгляде моего соседа, можно было двигать горы.
Вышли, собравшись: кроме оружия, взяли еще боезапас — тот, что подходил к моему арбалету, нормально разместился в специальной перевязи через всю грудь. Еще с собой у меня были нож, небольшой метательный топорик, праща, десяток свинцовых гирек — они же пули для пращи, телескопическая дубинка, тяжелый кнут… Это мой предшественник, как вы уже поняли, не любил и не умел драться — однако, все смертельно опасное снаряжение разместилось снаружи и внутри нарочитого жилета столь ловко, что казалось: во всем этом Иван Йотунин — в моем лице — сможет даже спать, причем, не без некоторого комфорта!
Жилетка, надетая мной поверх майки — не на голое же тело — содержала еще один карман, отлично подходящий для маленького термоса, питьевой канистрочки… Или, как сейчас, бутылки отвратительного вида пойла, пахнущего метанолом даже сквозь стекло и двойную пробку.
— Тебе зачем? — удивился орк, признав бутылку. — Это же не пьют… Ну, краску там отмывать…
— Надо, — весомо поделился я. Зая Зая в ответ пожал плечами и вопросов по такому поводу больше не задавал.
Троллье Слово познания я применил еще трижды — когда надевал жилетку, пока разбирался с топориком, и, на всякий случай, взявшись за бутылку — нужно было определить состав мутноватой жидкости… Слово не подвело ни разу, да и эфирных сил тратило куда меньше, чем обычно, в старом моем мире. Перспективы открывались… Интересные, однако, часть из задумок стоило как следует проверить.
Вышли из подъезда, прямо под все еще пугающие меня солнечные лучи, и отправились не как в прошлый раз, налево, но совсем в другую сторону. Шли по бетонной дорожке вдоль дома, между зданием и диковатым каким-то сквером, получившимся из заросшего всякой зеленой ерундой дворика. Шли недалеко — до гаражей, оказавшихся на том месте, где в моем мире должен был начинаться детский сад. Впрочем, гаражи этому миру подходили больше.