— А ведь и правда, — орк наморщил лоб, выйдя на минуту из образа уличного дурачка. — Ты тот еще западлостроитель… А чего делать?
— Вернуться в гор… То есть, в сервитут, — вовремя вспомнил я о местной специфике. — Там немного поработать над этой, как ее…
— Реактивацией, — подсказал орк. Слово я не забыл, но мне казалось тогда очень важным сделать так, чтобы мой товарищ и сосед тоже принимал деятельное участие в разговоре.
— Над ней, да, — согласился я. — Потом, наверняка найдутся какие-то записи. Не могут не найтись!
Проехали по аллее, застроенной когда-то разномастными дачными домиками. Чего тут только не было — от фанерных халуп до весьма основательных кирпичных построек, кое-где сохранивших даже остатки рам и остекления в них! Общей чертой всех домишек был невеликий, так сказать, линейный размер: узкие фасады в одно-два окна да этажность — все дома, кроме моего, не поднимались выше одного поверха. О том, что ни одно из строений — кроме объявленного моей собственностью — не имело крыши, я, кажется, уже упоминал.
Мне вдруг подумалось, что вот Советского Союза здесь не случилось, значит, не было и кампании, направленной некогда против приусадебных участков. Домики же, несмотря на историческую разницу, оказались точно такими же, как и в моем мире: например, подобными застроен музей советской дачи, бывший когда-то товариществом «Горизонт».
Выехали, вернее, протиснулись, сквозь щель тяжелых ворот, сваренных из железной трубы и, кажется, профиля. Створки нельзя уже было ни развести в стороны, ни закрыть до конца: левая насмерть заржавела, правая — и вовсе лишилась верхней петли, накренилась и в таком состоянии вросла в землю намертво.
Дальше — налево — шла дорога из бетонных плит, столь же основательно убитая, как и все местные остатки благоустройства.
Ехали молча: сначала — чтобы не лишиться случайно прикушенного на ухабе языка, затем — потому, что выехали на относительно ровное шоссе, и мотор нашего трайка немедленно взревел — орк прибавил скорости, и разговаривать снова стало невозможно.
Сервитут — то, что я назвал бы городом — напрыгнул на нас внезапно. Чахлый лесок, пробившийся по обочинам, сменился совсем городской красной линией, невнятное покрытие дороги — неплохим и даже почти ровным асфальтом.
— Казань, нах! — прокричал, повернув голову назад, урук.
— Сам вижу, что Казань, — согласился я, но услышан, конечно, не был.
После того, как наш транспорт занял положенное ему место — в гараже, на дверях же оказалось сразу три тяжелых замка, я понял, что товарища моего снедает некое желание… Я даже точно знал, какое именно — мой голодный живот тоже некоторое время уже бурчал.
— Чо, пошли, пожрем? — спросил орк.
— Котлеты? — уточнил я, внутренне облизываясь.
— Не, — расстроился Зая Зая. — Котлет пока не будет. Не из чего, сожрали все, в натуре.
— Тогда в лавку? Ну, в магазин? — отсутствие компонентов и так-то надо было возместить… Заодно хоть посмотрю, чем богата местная торговля. Оставался один вопрос.
— Братан, — чуть подстроился я под уличное поведение орка. — Чо-как по баблу?
— Голяк, — орк сначала развел руками, потом вывернул — для убедительности — карманы. — Я ж не работаю… Ну, пока не работаю, в натуре. А тут и перевернуть некого — уруки обычно на нулях, у всех остальных… Лезть зря не надо: огнестрел, пара дыр — не стоит мелочи.
— Выходишь из образа, в натуре, — подколол я орка. Настроение мое — несмотря на нарисовавшуюся проблему — неуклонно шло в гору: в кармане я нащупал нечто, до крайности напоминающее плотную колбаску, скатанную из купюр. Сам такими пользовался лет тридцать назад, пока в Союзе окончательно не отменили наличные деньги…
— Во, гляди, — я извлек найденное на свет и показал товарищу. — Как, много тут?
Зая Зая взял скатку денег с моей ладони, развернул, и быстро пересчитал, смешно и беззвучно шевеля губами.
— Дохера, — вынес он вердикт. — Если не на широкую ногу, то пару месяцев можно не работать обоим… Или даже три месяца. И котлеты, притом, лепить прямо из мяса. Четвероногого, нах!
— Пусть пока у тебя побудут, — я решил проявить дружеское доверие. — Все равно я не помню, что чего стоит… Обсчитают же, как пить дать!
— Эти могут, в натуре! — согласился урук.