Урук подобрал колун, случившийся у той же стены, возле которой лежали поленья.
Я вынул нож, чуть помялся и пошел открывать — думая на ходу о том, что сигналку, пожалуй, стоило разбудить обратно.
— Драссть, — прошипели мне сквозь дверной проем.
Существо, оказавшееся по ту сторону порога, смотрело на меня сразу четырьмя глазами.
Два были вполне человеческими, пусть правый и оказался прикрыт какой-то странного вида линзой, сквозь которую мигал нарочитый багровый огонек — несмотря на то, что само око ощущалось совершенно живым и неповрежденным.
Третий глаз размещался выше, прямо над переносицей, и относительно посередине между двух основных. Выглядел он, будто красная линза, аккуратно имплантированная прямо в лысый череп, причем давно — края раны зарубцевались пару лет назад или даже раньше.
Если первые три глаза выглядели сурово и страшновато, но относительно безопасно, то вот глаз четвертый…
Ниже, от уровня примерно моей груди, в лицо Вани Йотунина уставилось ошеломляющего калибра огнестрельное ружье.
— Пыряло — долой! — потребовал тот же голос.
Я предпочел подчиниться: несмотря на все мои навыки и познания в области волшебства, не было никакого желания проверять — не окажется ли незваный гость быстрее… Лишних дырок в организме не хотелось категорически.
— Кацман, Дамир Тагирович, — представился четырехглазый, опуская вниз зрачок четвертого ока. — Капитан Егерской Его Величества особой службы, личный номер — триста три сорок семь… А, да кому я это говорю! Ты — Йотунин?
Я кивнул: отрицать очевидное можно, но не в таких обстоятельствах.
— Тогда я войду, — не спросил, а именно констатировал, вновьприбывший.
Я сделал шаг назад, успев — боковым зрением — заметить, как принявший слегка напуганный вид урук аккуратно ставит на место тяжелый колун.
Нормальный, кстати, оказался дядька, пусть и наполовину железный.
Железо это поскрипывало, скрежетало, щелкало и иногда светилось, но в целом не вызывало никакой неприязни.
Тем более, что никакой ментальной защиты, ожидавшейся от чистокровного — в этом я был уверен — хомо сапиенс сапиенс, практически не оказалось. Так, было что-то смутное, не очень рабочее и реализованное, не поверите, чисто электрическим способом… Мне не помеха.
Так вот, в отсутствие защиты я читал его — намерения, не мысли — словно открытую книгу, напечатанную очень крупным и обязательно кириллическим, шрифтом, причем — на хорошем советском языке. Те были… Нормальные, вот что.
Слуга царю, отец солдатам, агрессию проявлять не желает, явился по делу, нуждается в помощи… Конкретно моей?
— Я чего зашел-то, — мы уселись за стол — только вдвоем, Зая Зая взял на себя временно обязанности радушного хозяина, и сейчас разливал по чашкам удачно подоспевший кипяток. — Я знаю, что ты, парень, алхимик. Странный, ненаучный, как и все ваше племя, но можешь, и даже — могешь!
— Яда не вари, приворотное не тронь, высшее не смей, наркотикам — бой, — пробормотал я, удачно вспомнив строчки из кодекса алхимика, приведенного в самом начале одноименного конспекта. — А так — чем могу помочь родному государству?
— Родному… Это ты хорошо сказал, надо запомнить, — жутковато улыбнулся лысый мужик о третьем глазе. — Тут вот какое дело…
Тут я случайно узнал такое… Полезное. Даже очень.
Видите ли, до этого разговора я всерьез полагал всякую хтонь чем-то вроде зоны отчуждения, возникавшей повсеместно в моем мире — по местам особенно страшных боев Великой Войны. Много магии, много смертей, блокирующие эфир контуры по периметру… Там, у нас, подобные зоны зачищали, и полностью устранили году к пятидесятому двадцатого — ровно к пятилетию Победы во Акте Втором.
Твари хтонические представлялись мне вариациями на тему простых чудовищ, даже названия ровно половины увиденного — конкретно, болотного лешего — совпадали с принятыми у меня дома. Некоторые сомнения вызывал гиблемот, но я сразу посчитал того волшебным мутантом, редкой флуктуацией стихийной магенетики…
В общем, выяснилось, что самое правильное название для такой флуктуации — не иначе, как слово «норма».
— Тут недалеко, — сообщил егерь. — На берегу Казанки, даже пешком — минут пятнадцать. Проехать — можно.
— Чего там? Если конкретно, — спросил я, правильно оценив страшные знаки, что делал лицом — из-за спины капитана — Зая Зая.
— Конкретно — Водокач, — последнее странное слово гость произнес так, что сразу стало ясно: это — личное имя. — Болеет. Надо бы полечить.
— Надо, — чужим деревянным голосом, будто против своей воли, согласился я. — Диагноз?