— Давай сбреем? — конструктивно предложил, наконец, Зая Зая. — Золинген имеем, во!
Неизвестное мне слово обозначало, как оказалось, опасную бритву: старинного вида и очень, очень острую даже на вид.
— Немного погодя, — сбледнул бы я лицом, не будь и без того бледно-синего цвета. — Иначе опоздаю. Прическа же пусть торчит, это же…
— Сервитут, — продолжил урук за меня. — Кому какое дело?
В вестибюле главного городского морга я оказался вовремя — даже на несколько минут раньше.
— Это серьезные люди, — предупредил меня накануне егерь. — Ты даже не представляешь, насколько… Ценят три вещи: аккуратность, исполнительность, пунктуальность. Нет, даже четыре: еще — разумную инициативу, но ту — не сразу и не от каждого.
На серьезных людей хотелось произвести серьезное впечатление, поэтому я решил не опаздывать, и не опоздал.
Сначала меня тщательно досмотрели. Даже обыскали, если вы понимаете, о чем это я.
Стальная клетка, в которую я попал — вернее, шагнул сам, повинуясь требованию вооруженного охранника — немедленно вызвала воспоминания о святейшей, чтобы ей провалиться, неоинквизиции… Того мира, в землях германских и триста пятьдесят лет назад.
Видимо, просветили насквозь каким-то прибором, незаметно установленным внутри самой клетки.
Подчиняясь требованию, сдал все железо, развешанное на поясе и разложенное по карманам — жилетку свою боевую я брать не стал, вернее, оставил ее при трицикле и ожидающем меня снаружи здания орке.
Железо отправилось в солидного вида ящик, мне выдали то ли ключ, то ли бирку, и пропустили внутрь морга. Я вошел и закрыл за собой тяжелую дверь.
В морге было тихо, будто… В нем. Гудела только за стеной вентиляционная машина — во всяком случае, звук шел такой, привычный и понятный. Где-то иногда хлопала дверь. Я ждал.
Наконец, меня заставил отвлечься донесшийся из-за спины цокот то ли копыт, то ли каблучков. Развернулся, стараясь сохранять подобие достоинства: мало ли, кого там несет…
Несло — и принесло — барышню. Симпатичную такую, если вам, конечно, нравятся чистокровные человечихи. Умненькое личико, длинненькие ножки, беленький халатик…
— Туньин? — барышня постаралась сделать лицом строгий вид. — Здравствуйте. Идемте, сделаем пропуск.
— Йотунин, Иван, — отрекомендовался я на всякий случай — мало ли что запишут в документ со слов барышни, доказывай потом, что не верблюд!
— Да-да, — согласилась барышня, возобновив копытно-каблуковый цокот. — Не отставайте, Ванин!
Пропуск, к счастью, сделали не с девушкиных слов — и даже не с моих. Пригодился (что-то мне подсказывало, что третий или четвертый раз за всю Ванину жизнь) документ — синяя книжечка, украшенная тисненными золотом буквами: PASSPORT.
— Что-то вы на себя не очень похожи, — усомнилась дородная карла, или, как тут говорят, гнома, занявшая собой все пространство, оставленное в комнате конторским столом.
— Побрился, — кратко ответил я. — Трудоустройство. Со всем пониманием.
— А чего тогда прическа? — не сдавалась страж режима.
— Не до конца побрился, — уточнил я. — Щетина… Как проволока. Золинген не всегда берет! — к месту вспомнил я новое слово.
— Ну, раз золинген… — протянула гнома. — Тогда ладно. Вот твой пропуск, Йотунин. Временный! Вдруг на работу не возьмут!
Безымянная провожатая ожидала меня за дверью. Я запоздало обернулся и вчитался в табличку, размещенную, отчего-то, над косяком: псевдопольская версия советского языка давалась мне, все еще, с некоторым трудом. «Buro propuskov», ожидаемо прочел я над дверью.
Девушка стояла, вроде, на месте, но при этом — приплясывала, выстукивая каблуками что-то нецензурное по мраморному полу.
— Готовы, Тонютин? — уточнила она. — Кабинет начальника — на втором этаже!
— Готов, — решил не спорить я, устремляясь вслед за цокотом.
Каблучки провели меня двумя коридорами и одной лестницей: искомый кабинет оказался слева от подъема, первым же.
— Это здесь, молодой тролль, — вздохнула девушка, всем своим видом показывая, где она видела и вежливость в отношении таких, как я, да и меня самого…
Я постучался, уловил неопределенное «войдите», ну и вошел.
Комната как комната: большая, сорок квадратов, потолок метрах в четырех над полом, да стены, забранные, от пола до потолка, арборитовыми панелями в нечастую дырочку. Кстати, лакированными.
Посередине — стол для совещаний, совмещенный с просто рабочим. За последним восседал некто — и я сразу понял, что мне — именно к нему. Как, спросите, понял? Например, кроме меня и его, в кабинете никого не оказалось.