— Руки со стола! — потребовал я, бросая на столешницу давешнюю карту — или ее копию… В общем, первый из обещанных предметов снаряжения, сразу же и оставленный мне капитаном егерей.
Реакция у пацанов есть, за снажью демографию я спокоен: локти со стола исчезли еще раньше, чем об тот шлепнулась карта.
— Показывай, — приказал я, и, немного запоздало, — карту-то читать умеешь?
— У егеря подрезал, в натуре? — вопросительно восхитился Гвоздь. — Умею. Гляди. Вот железка, — снага ткнул обкусанным ногтем в жирный пунктир, — бывшая. Поезда ходили, ну, раньше.
— Ага, — сделал вид, что понял, я. — Резче давай. Ветер крепчает.
Непогода разыгралась: видеть не видели, слышать — слышали.
— Вот дорога в сервитут, — палец прошел вдоль извилистой линии: я даже узнал участок, на котором — совсем недавно — мы с уруком отбивались от гиблемота. — Здесь переезд через железку… Совсем чуть не доехали. Перекрыт, нах.
— Кем? — не понял я. — Кем перекрыт?
— Ты чо, в натуре? — удивился снага. — Конетвары, кто еще-то! Вот же Дербоград, вот ипподром, вот так они ходят…
Ну конечно, кто ж еще… И ведь егерь же мне что-то такое рассказывал!
— Дербоградских хтоней действительно две, — о том, что у меня имеются некие проблемы с памятью, егерь уже знал: догадался сам, да получил подтверждение уже от меня самого. — Не в административном смысле, и не потому, что они разделены… Помнишь ту историю с экспедицией Шереметьевых? Их просто так строили.
— Давно? — поинтересовался я.
— Прилично, — подтвердил капитан. — Казань тогда была еще городом, а не как сейчас… В общем, тут же татары через одного, сам понимаешь. Кочевники… Умело притворяются, типа ролевой игры, но для целого народа. Так-то они оседлые уже лет пятьсот. Коней, однако, любят. Генетическая, что ли, память…
Я кивнул: о нежной любви всех орочьих — в моем мире — народов к лошадям, причем во всех видах, мне известно было. Провести же аналогию — дело пустяшное.
— Дербоград строили масштабно, — егерь показал руками, насколько велик был размах. — Вот здесь — большой ипподром, на нем скачки, и не просто, а главные в каждом сезоне.
— Дерби, — сообразил я. — Потому и название… Только мне казалось, что это не наше слово.
— Да, авалонское, — не стал возражать Кацман, — но мало ли в языке иностранных слов?
«Хорошо, что я не успел сказать, мол, атлантическое», — порадовался я сам про себя.
— С большим понятно. Откуда малый? — заинтересовался я почти что подотчетной территорией.
— А это одно и то же. Было. Должны были построить от сих и до сих: тут ипподром, городские дома, может, фабрика какая, здесь — лесопарк, и по другую сторону — дачи, — показал на карте егерь. — Даже станцию заложили, поезда гонять. Потом Инцидент, хтонь, еще одна, Междухтонье… Так и живем.
— Еще вопрос, — я посмотрел внимательно, и егерь кивнул: мол, задавай.
— Вот у меня тут мелкая хтонь прямо под боком, в смысле, болотце, — начал я. — Оттуда кто может полезть? Ну, чурбаны с глазами, в смысле, шурале. Потом дрянь всякая, животная, почти не хтоническая… Считайте, самое безопасное место в окраинах сервитута. Почти безопасное. Эти же, Дербограды — они чем страшны?
— С малым все попроще будет, — егерь достал еще один лист бумаги — на сей раз, тот превратился не в карту, а в книжку с картинками: что-то среднее между атласом Альфреда Брема «Живые твари и мир, в котором они обитают», графической новеллой для скучающих домохозяек и школьным букварем.
— Вот гиблемот, — егерь раскрыл книжку примерно посередине. — Вот, опять же, шурале. — Лошардь, — новая картинка изображала, натурально, сферического коня — но по-нехорошему зубастого и с ластами вместо копыт, — тоже болотная нечисть.
Книжку рассматривали еще минут пять — все, что видел, то ли прямо было больше комическим, чем хтоническим, то ли просто так нарисовано. Хотя, тот же гиблемот… М-да.
— Большой Дербоград нас радует вот этим, — последняя картинка изображала самого обыкновенного кентавра — даром, что о двух головах, лошадиной и человеческой, да одетого в нечто вроде редингота, странным образом сросшегося с лошадиной шкурой.
— Кентавр, — обрадовался я непонятно чему.
— Конетвар, — уточнил егерь. — Тварь. Носится со скоростью автомобиля, умело пользуется оружием на дистанции, жрет все подряд… Предпочитает, правда, человечину, ну, или троллятину — ему все едино, главное, чтобы мясо разумного существа.
— Высокий силуэт, — заметил я. — Можно подстрелить. Издалека.
— Увернется, — не очень уверено возразил егерь. — Наверное. Живучее оно, опять же… Главное, оно же — самое страшное, в том, что бегают они строго табунами. Особей по двадцать.