— … акой бой! Там восемь табунов… рей, сейчас пойдут к теб……витута не успеть, еще три выхлопа с севера! Я отошел!
— Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя! — сообщил я в микрофон. — К тому же…
— Продержись полчаса, Ваня! — связь неожиданно стала четкой. — Своих не бросаем, но тупо раньше не успеть!
— Конец связи, — сообщил я в связной амулет, после чего решительно повернул — влево, до упора — шпенек громкости. Устройство отключилось.
— Значит, придется немного ускориться, — сообщил я в пространство. — Ничего, прорвемся! Здесь, в округе, — объяснил я больше себе, чем окружающим, — некротика разлита в два слоя, если не в три. Очаги второго типа, третьего, даже четвертого… А это что значит?
— Что? — первым не понял Гвоздь.
— То, — не удержался я. — Это все неупокойники. Те самые «почти пять сотен, если считать только мужиков». Злые, голодные, ждут… Умеют ждать. Совсем немного им когда-то не хватило для того, чтобы встать, прогуляться, да устроить где-нибудь поблизости еще одну хтонь, на этот раз — мертвецкую…
— Бля, — хором побелели оба снага.
— Верно говоришь, некрос, — согласился призрак. — Только я не понимаю…
— Сейчас поймешь, — посулил я. — Давай прямой канал!
— Ээээ… — протянул мертвец Зайнуллин. — Я это…
— Не жмись! — поднажал я. — Так будет проще, быстрее…
— Тебе жить, — пожал плечами дух. — Или нет… Сейчас, будет тебе канал, прямо в самую суть…
Не уверен, что мужикам этого мира, живым ли, мертвым ли, знакомо понятие «наркомовские», но пьют здесь — точно так же — дозами по сто грамм. Можно и пятьдесят, но это несерьезно — оплата за мелкую, но полезную, работу, начинается, все же, от ста.
Пять сотен мертвых мужиков: основательных, работящих, погибших на родных огородах, в гаражах, мастерских — у кого что имелось на пригородных дачах.
Пятьдесят литров спирта высшего качества.
Пятьсот раз по сто грамм.
— Канал открыт, — сообщило умертвие.
— Кхм… — прокашлялся я. — Мужики, тут такое дело…
Поток некротической энергии, выраженный во всеобщем внимании сотен мертвецов, сошелся в одной точке — и этой точкой был, конечно, я сам.
Я сам был сейчас ими всеми: погибшими, неупокоенными, забытыми. Люди, орки, тролли, снага и гоблины, даже два гнома и эльф. Разумные мирного труда, почти совсем ни в чем не виноватые — или, по крайности, не заслужившие страшной своей участи.
Видел тысячей глаз, слышал тысячей ушей, внимал себе же — и всем нам.
— Городские идут, мужики. Твари. Много. Порченные, но живые, виноватые тем, что они есть, а вас уже нет. Сюда идут… — главное было — говорить, даже не что именно, а как. В тот момент я был уверен, что меня — вот эти вот все — поймут правильно.
— Огороды вытопчут, колодцы потравят, дома снесут, последних живых — на ножи, а они не виноваты, вон, и так увечные…
Мертвые мужики слитно загудели, тоном — одобрительным.
— Мы мертвые, некрос, ты забыл? — всего один голос, тот самый, эльфийский… Чего-то подобного я и боялся. — Четыре дюжины лет никому дела не было, и вот, понадобились… Да и не деревенские мы были, так, дачники… Пафосу подпустил, хорошо, умеешь, вот только маловато будет, пафоса-то!
— Ну, раз мало… — потянул я. — Аспект жажды, к тебе взываю! Сто грамм! Спирта! Каждому!
Мертвый эльф, наверное, пытался возражать, но голос его потонул в оре сотен глоток мужиков, почти полвека не принимавших на грудь.
Зашумел страшный ветер, разверзлась земля.
Будто одним исполинским глотком кто-то осушил весь котел.
Местные встали супротив городских.
Глава 17
Подмога явилась через тридцать минут… Такая, знаете, кавалерия из-за холмов — когда герой уже справился совершенно самостоятельно.
С той стороны реки, от егерских казарм, пришли три тяжелые винтокрылые машины.
Я видел их: летящие низко над землей, увешанные кучей страшного воздушного оружия.
Я их слышал: кроме стрекота винтов, чуть погодя — взрывы, пулеметные очереди, треск разрядников или что там у них вместо последних.
Даже немного обонял: ветер принес вонь сгоревшей взрывчатки, и, следом, до углей зажаренной конины.
Потом они ушли.
Последний из винтокрылов сделал круг почета над моим болотным замком, да сбросил вниз канат: по тому, быстро и умело, слетел на землю одинокий, но до зубов вооруженный, боец.
Летающая машина втянула обратно веревку, да устремилась — догонять товарищей.