— Я тебе битых полчаса толкую: не помню! — были бы у мертвеца нервы, он бы нервничал. — И как дошел до смерти такой — тоже! И вообще, тебе что надо-то? Сам не чуешь, так я напомню — благодать твоя на исходе!
— Какая еще благодать? — снова удивился я. День открытий, блин!
— Эфир!
— А… — эфирный колодец мой, всегда казавшийся почти бездонным, действительно показал дно. Пора было разрывать контакт, но перед тем…
— Слушай, твое недоказанное величество, вел бы ты себя потише, а? Живые пугаются. Ну чего тебе стоит?
— Скучно мне, тролль, — урезонил эльф. — Жесть, как скучно. Вот и развлекаюсь, как могу.
— Давай договоримся, — догадался я. — Уймись. Ненадолго, дня на три — ты ведь знаешь счет дням? А я потом еще приду, пообщаемся.
— Пусть так, — согласился эльф. — Покеда, некрос.
Обед оказался очень кстати. Известно ведь, что лучшее средство от магического истощения — это как следует пожрать! Или я об этом уже говорил… В общем, оно так.
— Куда что лезет! — неоригинально восхитился директор крематория.
Я к тому моменту отоварил уже два обеденных талона, и всерьез нацелился на третий… Решил приберечь — мало ли, мне ведь еще предстояло являться в эти края, и, как я догадался верно еще тогда, не раз и не два.
— Уф, — я откинулся на спинку столовского стула. — Ваша правда, това… господин директор. Кормят и сытно, и вкусно, и много. Все замечательно, только мне пора — работа!
— Хорош работник, — согласился собеседник. — Я без иронии. Эльфийского призрака ты успокоил хорошо.
— Только не до конца, увы, — повинился я. — Придется еще пару раз наведаться, ну, чтобы наверняка.
— Кормить больше не буду, — хитро глянул квартерон.
В ответ я показал последний талон: достал, повертел в руке, убрал обратно в жилетный кармашек.
— Ладно, — согласился директор крематория. — Бик зур рэхмэт, — добавил он уже громче. — Аш бик тэмле!
Дело было не при мне, я о том узнал сильно позже — да и то потому, что читал теперь разум давешних своих противников, снажьих низовых авторитетов, на манер раскрытой книги…
— Индеец так и сказал, отвечаю, да и пацаны вот слышали! — снага по имени Наиль, он же — Гвоздь, стоял перед боссом райончика почти навытяжку, будто по стойке «смирно» — хотя, в отличие от служившего когда-то во флоте Марика, делать этого толком не умел.
Сам Марик выглядел импозантно — по крайней мере так, как, в меру снажьего понимания, видел это сам. Пиджак малиновый, фирменный, штаны модные, коричневые, цепь желтого металла в три пальца толщиной обвита трижды вокруг мощной шеи. Картинку портила только засаленная майка, надетая немолодым снага под пиджак.
— Гил-Гэлад… — потянул босс. — Погоняло эльфийское, вроде. Чо у нас по лаэгрим?
В недальней стене бесшумно открылся люк. Из проема показалась голова гоблина: в цветастой вязаной шапке и двух парах очков, электрических и просто с диоптриями. Целиком гоблин наружу не полез.
— А ничо, босс! — гоблин заржал. Пахнуло горелым камышом. — Ни единой эльфской банды на весь сервитут, бля буду!
Гоблинская голова убралась обратно в стену, неприметный люк захлопнулся, стена вновь стала навроде монолита.
— Ты-то будешь, — согласился вдогонку Марик.
Встал, дошел до другой стены — в той оказался музыкальный бар. Устроил себе пять капель — того, кстати, Йотунинского спирта, пусть и перелитого в красивую бутылку из-под горского бренди. Выпил резко, закусывать не стал, вернулся в кресло.
Гвоздь молча проводил босса преданным взором, слегка шевеля носом в сторону запаха спирта.
— Звучит больно знакомо, — Марик еще раз повторил эльфийское имя. — Стопудово, слышал, и не раз.
— Ты же в школу ходил, босс, — рискнул напомнить Гвоздь. — Пять классов!
Всяк на районе знал, что начальное среднее образование, полученное в детстве, наполняло душу босса живой радостью — читать и писать в сервитуте умели почти все, а вот четыре действия арифметики, дроби и прочие науки — пусть и самое их начало — выгодно отличали Марика от подопечных… Во всяком случае, так было еще до морской службы, и самому ему нравилось считать именно так.
— Было дело, — надулся от гордости снага. — А чо?
— Пятый класс, «История родного края». Эльфийские владыки древности, — совсем уже умно сообщил Гвоздь.
«Подрос Наилька», — подумал босс. «То ли убивать пора, то ли двигать куда повыше. Дам ему, наверное, аптеку в кормление, все равно Шавкатик мне теперь должен… Поделится».
Наедине сам с собой и внутри себя Марик, то есть, Марин Александр Иванович, говорил, то есть думал, куда ярче, образней и грамотнее, чем показывал на людях.