Выбрал тот, что больше всего напоминал милые моему сердцу деревенские пикапы: нечто полугрузовое, сильно укрепленное, готовое ехать небыстро, но доставить до места — уверенно.
— Салют, — сунулся я к водительскому окошку. Из того, кстати, торчал то ли человек, а то ли нет — видимо, какой-то полукровка. Седые волосы коротким ежиком, уши прижаты к круглому черепу, лицо, как топор.
— Сам салют, — выразил мнение водитель пикапа. — Тебе куда?
— В морг, — почти не думая, ответил я.
— Не рановато? — удивился шофер. — Ты ж, вроде, живой…
— Работаю я там, — не принял шутки. — Упокойщик, если что.
— Двадцать монет, — сообразил полукровка, — и палку в кузов забрось.
— Пятнадцать, и посох едет в салоне, — возразил я. Не то, чтобы разница имела для меня значение… Просто — «Ваня, не выделяйся, за местного сойдешь». Местные же всегда торгуются. Восток.
— Шестнадцать, и музыку сам выбираю, — уточнил нанимаемый, — меня, кстати, Васей кличут.
Представился в ответ. Ударили по рукам.
Музыка, кстати, оказалась ничего так: только пели на каком-то редком атлантическом языке, и я почти ничего не понял.
— Быстро ты, — обрадовался Колобок. — Это хорошо. А то у нас тут это, опять…
— Прямо вот опять? То же самое, синий мешок? — неприятно поразился я.
Неприятно — это потому, что мне нравится контролировать ситуацию, случаи же неподконтрольные вызывают легкое и малозаметное бешенство. Я, видите ли, уже прикинул, сколько обычно времени проходит между тем, как нам привозят волшебный биоматериал — в смысле, тех, которые после культистов, а тут на тебе!
— И ничего не синий, — утешил меня шеф. — Бабки, три штуки. Померли себе — то ли съели чего-то не того, то ли угорели, на дровах-то…
— Дайте догадаюсь, — я уже вовсю облачался в халат. — Зафиксировали, даже отпеть успели, наверное, а они кааак…
— Отпеть не успели. В остальном — все верно, — хохотнул завлаб. — Фиксировать пришлось даже дважды — сначала в документальном смысле, потом — чтобы никто не ушел покусанным.
— И что, как там? — мне стало интересно: с подобным здесь, в этом мире, я пока не сталкивался. — Ремни, намордники?
— Потому и не кусают, — глубокомысленно согласился Пакман.
С бабками все вышло еще проще, чем я рассчитывал: это были даже не классические восставшие мертвецы, а так, немножечко мелких эманаций, зацепившихся за свежие трупы. Всей работы — если по упокойщицкой части — на полчаса, много на сорок минут.
— Танцуй, — метавселенски пошутил завлаб, стоило мне вымыть стол и вернуться наверх из подвала. — Тебе письмо.
— Мне тут писать особо некому, — не принял я юмора. — От кого письмо-то?
— Ну, не письмо, — пожал плечами Иватани Торуевич. — Посылка. Все равно танцуй! Брат приезжал.
— И? — сначала не понял я.
Вообще, отношения с заведующим лабораторией у нас складывались странноватые. Я, по привычке старого тела, общался с тем почти на равных — и, что самое интересное, Пакман такое принял и даже одобрил. Это все — несмотря на то, что — по местным меркам — я совсем еще мальчишка. Мало того, что общаемся легко и запросто, так еще и постоянная готовность мне в чем-то помочь… То ли что-то от меня нужно в будущем, то ли просто человек такой, хороший.
Шкура приехала — что надо. Отличная даже, если честно. Крепкая, в меру тонкая, уже как-то выделанная — что особенно ценно, эфирных эманаций я не уловил, дубили чисто химически, даже без вечной приставки «ал-».
Тут еще и обечайка была готова, даже сильно заранее — пригодились старинные мастеровые навыки, еще тех времен, когда про массовое производство никто не слышал, всяк же мужик был себе немножечко мастер.
— Можешь занять прозекторскую, — поддержал мою радость шеф. — Вода, свет, изолированное помещение… Что там нужно для того, чтобы собрать бубен?
— Чтобы никто не мешал, — почти рефлекторно ответил я. — Нет, это не про Вас, шеф!
— Ничего, — улыбнулся Пакман. — Иди, трудись, твори. Все равно, вон — толстый палец уткнулся в бликующий экран счетника — отчетов выше крыши!
Жадность — штука опасная, и, когда-нибудь, она меня погубит.
Когда-нибудь, не в этот раз.
Обечайка получилась — в собранном виде — диаметра почти полутораметрового. Чуть меньше: метр и сорок семь сантиметров, если верить измерительному конструкту. Бубен, значит, размера не меньшего…
— Отличный резонатор, — Гил проявился во всей своей красе, благо, посох, увенчанный черепом, стоял сейчас совсем рядом: перед началом работы я прислонил обиталище духа к ближайшему из каменных постаментов.