Старик Зайнуллин пожал призрачными плечами, да ничего не ответил вслух.
— Что там данные? — спросил я просто для того, чтобы не молчать.
— А, сейчас, — ответил эльф. — Пять минут, завершаю обработку.
Пять-не пять, все десять… Но прошли.
— Новости… Да. — Нахмурился предок. — Серьезные. Скажи, — обратился ко мне. — Известно ли тебе, что такое пентада?
— Ты совсем-то в образ не входи, — напомнил я неслышимо для урука. — Мне четыреста лет! Двенадцать высших образований, семь ученых степеней… Конечно, я знаю, что такое пентада. Даже в нескольких смыслах, восьми… Нет, все же, девяти!
— Так вот, — вслух эльф предпочел сделать вид, что ничего особенного не произошло, но информацию, очевидно, учел. — Есть пара наводок — по поводу этой истории то ли с культистами, то ли просто с дураками…
— Чего это они дураки? — почему-то обиделся я за неизвестных злодеев. — Если плохой кто, так сразу дурак?
— Потому, — ответил остроухий призрак, — что загубить четверых разумных ни за понюх табаку, да без какого-нибудь заметного эффекта… Это надо быть или страшно невезучим, или совсем дураком. Или сразу и тем, и другим. И, стало быть…
— Пентада, — перебил я эльфийского негосударя. — Пять элементов, не четыре. Гоблин, снага, урук, эльф… Вашу мать! — догадался я.
— Вот именно, — окончательно помрачнел Гил-Гэлад. — Пятым, с высокой долей вероятности, будет…
— Тролль, — закончил я за него.
Глава 26
— Мало ли в Казани троллей! — чуть не поднял меня на смех Колобок.
Мы с моим начальником встретились, как и положено, следующим утром — на работе.
— Таких — мало, — возразил я.
Мертвая моя команда — и примкнувший к ней вполне живой урук — засиделась вчера за обсуждением ситуации до самого позднего вечера. Дошло до того, что я чуть не опоздал на работу: весь обратный путь пришлось проделать пешком.
С одной стороны — подумаешь, несчастных восемь километров! Почти совсем ничего для молодого тролля, ловкого и выносливого — в этом, конечно, мире.
С другой — топать пришлось мимо болот, хтонических полностью и не до конца, постоянно ожидая неприятностей: то ли из глубин гнилых вод, то ли еще откуда-нибудь. Скажем, пролетит вдруг кто-нибудь на вертолете, и необязательно волшебник…
Так, о чем это я? А, ну да! Вчера засиделись допоздна, и даже после того, как отчаянно зевающий урук утопал куда-то на второй этаж, в смысле, спать, я не мог успокоиться — слишком животрепещущей оказалась тема обсуждения.
— Так, юноша нас покинул, — пошутил старик Зайнуллин. — Хорошо хоть, только до утра.
Вот что еще меня в этом мире удивляло неимоверно: чувство юмора у тех, у кого вообще никаких чувств быть не должно! Высоко организованные восставшие могут, конечно, изображать эмоции, но всякий некромант ощущает таковые как… Наверное, как игру плохого актера на подмостках провинциального театра юного зрителя. Тут же мертвецы ничего не имитировали — я был уверен в том, что все чувства их не показные, но настоящие.
— Дело, — согласился легендарный государь-или-нет. — Можно будет нормально поговорить… Без иносказаний и недомолвок.
— Да, — я был односложен. — Поговорим. Что?
— То, — не сдался дохлый эльф. — Пентада — в нашем случае — структура объемная. Скажи, потомок, изучал ли ты начертательную и аналитическую геометрию? Ну, в своем воображаемом мире?
— Изучал, — не стал спорить я… И снова стал. — Чего это мой мир воображаемый? Да он более настоящий, чем вы тут все! Ни логики, ни нормальной диалектики, колдуют, как на душу положит, а туда же. Воображаемый, а!
— Ладно, ладно, не заводись, — эльф сделал призрачными руками движение — будто успокаивает набежавшую волну, причем у него получается. — Обсудим еще, есть пара мыслей. Давай ближе к делу.
— Если это жертвенная пентада, — почти не напрягаясь, вспомнил я, — должен быть еще фокусирующий фактор. И стабилизирующий, но это может быть одно и то же.
— Например? — эльф сделал мнимым лицом выражение «высокомудрый наставник искренне радуется успехам нерадивого прежде ученика».
— Человек. Последняя жертва — человек. Осталось понять, какой именно…
— Вот, — согласился житель посоха, и второй мертвец за нашим столом поддержал того кивком.
— Тут просто, — взял слово старик Зайнуллин. — Обратите внимание оба, если еще этого не сделали. Все жертвы — почти все, из тех, о которых нам известно — они чем-то выделяются из числа соплеменников, или выделялись при жизни, если точнее.