Оратором Цезарь был блестящим. Аудитории - труднейшие аудитории, ибо, зная силу его выступлений, РК ВЛКСМ направлял Куникова в качестве агитатора на самые трудные участки,- слушали его, буквально затаив дыхание, боясь пропустить слово. Он излагал перед слушателями картину текущего момента, проникая в глубину явлений и делая эту глубину ясной и доступной всем. При этом он ни на миг не терял контакта с аудиторией. Обычная реакция после его выступлений: "Такой симпатичный парень, такой молодой - и так здорово все объяснил! Молодец!"
Он обладал редчайшей способностью - не раздражаясь, повторять объяснения по многу раз. Это дано лишь незаурядным педагогам.
Еще более сильной потребностью было общение с людьми. Знакомых у Цезаря были сотни. Но его привлекало не просто общение, а единение, сердечная близость, взаимопонимание, товарищество. А живость характера вносила в эти отношения заразительное веселье и атмосферу праздничности. Выдумкам не было конца. В Краснопресненском доме комсомола часто устраивали диспуты с участием пролетарских поэтов - Маяковского, Уткина, Жарова. Посещение этих диспутов и горячие дискуссии у себя в ячейке стали привычными. Слово цеплялось за слово, тема за тему - и незаметно комсомольцы переходили от поэзии к текущей политике, к международному положению, к будущему страны и человечества.
Летом комсомольская ячейка вскладчину снимала дачу в Кунцеве. Нанимали повариху-экономку. После работы шумная ватага приезжала из жаркой пыльной Москвы в тишину и прохладу загородной дачи. Обедали, играли в волейбол, купались, читали вслух и говорили, говорили... А утром ранним поездом возвращались в Москву, и маленькая хрупкая Маруся Славинская, первая любовь Цезаря, звонко запевала комсомольские песни - "Молодую гвардию", "Наш паровоз"...
Зимой ходили на лыжах, катались на коньках, посещали театры, кино, музеи и все вместе подтрунивали над белокурой застенчивой Нюрой Тереховой, которой делалось неловко перед обнаженными амурами и купидонами. На Новый год, закусив немного, выезжали на лыжах, а однажды устроили катание на санях по заснеженной Москве. Было тесно и весело. На крутом повороте стоявшего сзади на полозьях Валю Бычкова вывалило в сугроб, его с хохотом откапывали.
Вера Соркина вышла замуж, родила двойню. Время было нелегкое, и помогали Вере все вместе, целой организацией - так же шумно, задорно и от всего сердца.
И во всем заводилой был Цезарь. (Кстати, на фабрике его звали чаще всего по фамилии, а очень близкие друзья просто Куня.) Он не желал выделяться и не выбирал занятий, в которых был бы первым. Почти не умея играть в шахматы, организовал на фабрике шахматный турнир и радовался как дитя, хотя и занял последнее место: сблизил людей! А заливистое, от души пение на демонстрациях и маевках, хотя при необыкновенно приятном баритоне он не обладал безупречным слухом? Суть не в этом. Суть в том, что он был запевалой в ином, более глубоком смысле: он был запевалой высоких человеческих чувств - доброты, теплоты и самоотверженности. Стремление к взаимопомощи сопровождало всю его жизнь, до последнего дыхания. Но помощь в его понимании была не сопереживанием, а содействием, приправленным доброй порцией юмора.
И еще одна черта его характера в полной мере проявилась на фабрике "Союз": никакими доводами о разнице в уровне знаний, умения или общей культуры не оправдывалось в его глазах отчуждение между людьми. Напротив, знаешь, умеешь иди к людям, поделись, научи, растолкуй. Цезарь учил товарищей, новому подходу к жизни, новому быту, новому отношению к труду. Он учил их ленинизму: труды Ленина постигал вдумчиво и серьезно. Хотел бы научить и техническому творчеству, но это уже было выше его возможностей.
Ощущался недостаток образования - то, о чем не раз предупреждал отец и чего было не возместить никакой природной смекалкой. Тоска по систематическим знаниям стала томить Цезаря. Пора было садиться за парту. Пора! Иного выхода просто не существовало. Бесстрастный аналитик, он ясно отдавай себе отчет, что иначе рискует превратиться в административного болтуна: хорошо подвешенный язык и убогость профессиональных знаний.
Он уже что-то задумал. Но, не снижая темпа, продолжал работать и в райкоме, и на фабрике.
1928 год. В августе первичная ячейка ВЛКСМ рекомендовала Цезаря кандидатом в члены ВКП(б). Весной 1929 года Куников стал коммунистом.
Будущее страны - в ее техническом преобразовании. Это ясно. И Цезарь почувствовал тот внутренний толчок, который кристаллизует бесформенное томление в конкретную цель. Стать инженером. Конечно, морским. Разве оно позабылось, море?
Была у времени еще одна примета - ожидание неизбежной военной грозы.
Если с верфи сплывает крейсер,
Крейсер должен когда-то драться.
Если бомбы строгает фрезер,
Бомбам нужно же где-то взорваться...
День настанет большой проверки,
Декрет скажет - и я пойду.
Киловатты людской энергии
Красной нефтью отопят войну,
быстрой рукой набросал в 1929 году Цезарь в стихотворном "Послании родителям".
Всякое высказывание человека - результат его жизненного опыта, осознанных и неосознанных желаний. И крейсер, сплывающий с верфи, не случайный образ{4}.
Пошел Цезарь в Московский горком комсомола, к своему шефу по работе в агиткомиссии Васе Никитину, сказал ему:
- Василий, будь другом, помоги получить путевку в инженерное военно-морское училище.
Вася от неожиданности поморгал, потом строго уставился на Цезаря прозрачными глазами и сказал:
- Брось дурака валять. Тебе делов и здесь будет - во!
- Ты хочешь сказать, что на флоте я буду недогружен?
- Не разводи демагогию. Сам знаешь, что я хочу сказать.
- Представь, не совсем.
Лукавил. Превосходно знал. Знал, как Никитин дорожит им - его энергией, сообразительностью, пропагандистским даром. И все же считал, что в качестве инженера военно-морского флота принесет больше пользы. Да и хотелось ему этого, попросту хотелось.
Вася отговаривал, старался вовсю: на флот отправили тьму-тьмущую ребят, и так уже лучших из лучших...
- Все, ясно. Так бы и сказал - только лучшие из лучших.
- Ты! - заорал Вася.- Знаешь, кто ты такой?
Но он не сказал этому гаду Цезке, кто он такой, только повернулся и побежал выколачивать комсомольскую путевку фрукту, одержимому морем.
Летом 1929 года Цезарь отправился в Верею, что в 15 километрах от Бородина. Там отдыхала сестра Лена с мужем Володей. На них, интеллектуалов, была теперь вся надежда: путевка МК комсомола о направлении в Военно-морское инженерное училище им. Дзержинского лежала в кармане, но реализовать ее можно только при условии успешной сдачи экзаменов.
Двадцать дней Лена и Володя "накачивали" Цезаря историей, литературой, даже математике пытались обучать,- это они-то, чье поприще - искусство...
На экзаменах он срезался.
Урок был получен предметный. Куников понял, что если, как утверждает история, штурмом удается брать крепости, даже неприступные, то брать штурмом знания невозможно. Здесь нужна работа систематическая, изо дня в день. Терпение и труд, а не лихой штурм.
Ему предложили остаться на подготовительном отделении, а через год вновь поступать на первый курс. Поскольку подготовительное отделение сразу же приобщало его к флотской форме и к флотскому распорядку, он с радостью согласился.
В конце учебного года, незадолго до зачетов, Цезарь заболел. Можно лишь гадать, почему в больницу он был доставлен уже с прободным аппендицитом. Хирурги утверждают, что в большинстве случаев это происходит вследствие долготерпения самих больных. Не исключено: ведь он боялся отстать от своей группы. Словом, в больницу он был доставлен и прооперирован в состоянии критическом. Железное здоровье выручило, но проваляться на койке пришлось долго, он отстал от занятий и в начале 1930 года был отчислен из своей группы.
***
Летом 1930 года в МК комсомола снова появился крепкий улыбчивый парень в тельняшке и бушлате. Его не забыли здесь. Его вообще не так просто было забыть. Цезарь получил назначение на Московский тормозной завод. Подоспел он, как говорится, в самый раз: именно в это время Московский тормозной завод переходил на производство нового типа тормозов.