— Мы гуляем. Ты разве не видишь? — сказала с вызовом Юлька.
Она заложила руки за спину.
— Здесь красиво. Мы просто смотрим природу.
И, вскинув голову, она полюбовалась снежным гребнем на крыше, потому что, право, нечем было ещё любоваться: до самой школы тянулся пустырь, слева дома заслоняли закат.
— А вчера я упала нарочно.
— Юлька! Для чего мы его искали весь день? — спросил с удивлением Костя, который не умел притворяться даже в самой незначительной мере.
— Я не знаю. Ты видишь, ему весело и без нас.
Неизвестно, зачем понадобилось Юльке потешаться над Сашей: кто когда веселился с таким убитым лицом? Но она повторила упрямо:
— Ему очень весело!
Тогда он пошёл. Что же здесь оставаться? Но он не сделал и шага, Юлька схватила его за плечо, и Саша увидел такое участие и тревогу в её тёмных глазах, что, потерявшись, сказал:
— Со вчерашнего дня я всё один и всё думал.
— Ну сейчас! Тогда мы сейчас! — бестолково, громко, растерянно крикнула Юлька. — Костя, давай-ка скорей! Мы всё решим. Мы обсудим.
— Но что обсуждать?
Саша вдохнул глоток морозного воздуха, в груди стало немного просторней, Саша сказал:
— Меня не примут в комсомол.
И Юлька, которая не уступала в бесстрашии любому, самому храброму мальчику, опустила глаза и попросила беспомощно:
— Костя! Всё-таки надо решить.
Костя собрал всё своё мужество:
— Могут не принять, Саша, но через полгода тебя уже, наверное, примут.
Они замолчали. Напротив, в деревянных домишках, за белыми занавесками, зажёгся огонь; небо сразу густо засинело над крышами. Голубые сумерки опустились на землю, на пустыре было одиноко и тихо. С крыши сорвалась и со стеклянным звоном разбилась под ногами ребят ледяная сосулька.
— Костя, сбор прошёл хорошо? — с грустной улыбкой спросил Саша.
Как недавно были эти счастливые дни! Они трудились вместе, рисовали картинки к истории Сэма!
— Сбор прошёл хорошо, — ответил Костя, заливаясь румянцем. — Мы решили на пустыре сделать гору… Саша! — он смущённо помолчал, раскапывая носком валенка снег. — Саша, а ты завтра расскажи ребятам всё честно. Конечно, трудно мириться, если поссорился с целым классом. Но ведь ты сам виноват.
Снова набрав полную грудь чистейшего, свежего воздуха, Саша сказал:
— У меня ещё есть беда.
— Какая? — живо откликнулась Юлька.
— Приехала мама.
Юлька обменялась с братом удивлённым взглядом и осторожно спросила:
— Саша, что ты сказал? Мне не очень понятно. Какая беда?
— Мама приехала, а я всё скрыл от неё. Она не догадывается и очень весёлая, и я теперь ничего не могу ей сказать.
— Не можешь? — переспросил с возмущением Костя, он был снова разочарован в товарище, — Почему? Из-за трусости?.. Я думал, Саша, у тебя есть убеждения. Если ты с убеждениями, ты обязан сказать. Если ты скроешь… Ну, уж не знаю…
Он отвернулся. Это был человек, который не признавал середины: он уважал или нет.
— Ты не знаешь, о чём я говорю! — крикнул в бешенстве Саша; в груди его клокотали обида и гнев. Теперь все в нём подозревают плохое. Только плохое! Даже друзья.
Невольно он сжал кулаки. Но Юлька встала между товарищами.
— Объясни, Саша, — доверчиво попросила она.
У него всё ещё стучало сердце, сбившись с ритма. Но когда тебе доверяют…
— Мы достигли в медицине новой удачи, — сказал Саша. — Завтра мама делает доклад в Академии. У мамы сегодня победа за десять лет работы. И вы знаете, у неё была бы раньше победа, если б не я! Я мешал, потому что был маленький. Вы понимаете, советские учёные нашли новый способ оперировать опухоли!
— Ура! Браво! Я поняла! Саша, доклад в Академии?
— Да. И, кажется, будут иностранные корреспонденты. Представляешь, как капиталисты надуются? Они там вешают негров, сажают коммунистов в тюрьму. А мы изобретаем всё самое лучшее. Сколько мы изобретаем всего! Какое всё-таки счастье!
Но тут Саша вспомнил, что сам он невероятно несчастлив, и угрюмо замолк.
Костя в замешательстве кашлянул:
— Если ей рассказать, пожалуй, сорвёшь настроение. Твоей маме, я подразумеваю. Пожалуй, она переживать будет очень. Как бы не провалила доклад.
— А я о чём говорю? — горько ответил Саша. — А я из-за чего мучаюсь? Должен сказать. И нельзя.
— Нельзя! Ни за что! — бурно вмешалась Юлька. — С ума вы сошли, если только расскажете. Саша, переживай как-нибудь сам, чтоб она не заметила.
Снова что-то тяжёлое навалилось Саше на грудь.
— Попробуй-ка ты, — ответил он сдавленным голосом. — Мама всегда узнаёт по глазам. И теперь, наверное, догадается.