— Слухом, слухом Земля полнится, — вновь заспешил снабженец. — Так это, пройти-то можно?
Квартиросъемщик сделал крохотную паузу — и царственным тоном позволил:
— Входите.
Ипполит Семенович сменил пижамную амуницию на очень приличные, свежие, светлые рубашку и брюки. Футболки и джинсы он не носил из принципа, считая все это тлетворным влиянием Запада. А легкие ситцевые и льняные брюки — пожалуйста. Между прочим, в двадцать первом веке такие брюки выглядели бы эксклюзивным шиком. А тут — самый рядовой наряд.
— Добрый вечер! — провозгласил он. И тут же добавил: — С приятным времяпровождением вас!
— Спасибо, — чуть сварливо ответил Володька. — Но могло быть и лучше! Если бы гонорары платились вовремя.
— Да, да, да, — зачастил гость, — понимаю, конечно, понимаю. А я за тем и пришел! Вы уж извините, ребята, я того… попутал малость. Деньги-то нашел, да!
— Волшебник прилетел? В голубом вертолете? — спросил я, делая невинное лицо.
Толстячок хихикнул, показывая, что понимает ученый юмор.
— Да ведь это как сказать! Полез в комод, а там заначка. Три червончика, три. Да! Я и забыл про нее, а тут такое дело.
— Ну, это, бесспорно, волшебство, — прокомментировал Жорка с неправдоподобно серьезным выражением лица.
— А хоть горшком назови, лишь в печку не ставь, — живо откликнулся Короедов. — Ну да неважно! Я чего хотел-то? Айда ко мне домой, посидим, поговорим!
— Мы вроде бы и так, Ипполит Семенович, сидим и говорим, — нахально вклинился Ярый. — Какой смысл менять шило на мыло?
— Не мыло, не мыло! — энергично возразил гость, аж подпрыгнул на месте. — Ко мне дочка приехала на каникулы, пирог испекла. Она у меня мастерица. Идемте, попробуйте! Пальчики оближете, это я точно говорю. Вы такого и не пробовали!
Мы вновь переглянулись. Татаренко незаметно для Ипполита подмигнул и кивнул: дочка, мол, и вправду, класс, я видел!
Художественный вкус у Ярослава был отменный. Во всем смыслах. А в оценке женской красоты — вдвойне.
И мы, прикончив коньяк, пошли.
Уже смеркалось. Июльский вечер был прекрасен. По дороге я задумался о своих делах лабораторных: никак не шел у нас один эксперимент, не удавалось выйти на планируемый результат…
Впрочем, все мои мудрые мысли как ветром сдуло, едва я шагнул на приусадебный участок. Поскольку из дома на крыльцо вышла девушка в светлой блузке, клетчатой мини-юбке и в домашних шлепанцах. И одного взгляда хватило, чтобы понять: Яр был прав на все сто!
Но не только в том дело. Здесь другое. Почти чудо! И о том разговор особый.
А если без чуда — то все идеально. Шикарная фигурка, округлые стройные ножки. Темно-каштановые, с чуть-чуть рыжеватым отливом волосы, светло-серые глаза. Белозубая улыбка. Ну, точно пять звезд! — и Фрэнк не соврал.
— Аэлита! — вскричал счастливый папаша, понимая, что дочь морально уложила всех наповал, — принимай гостей!
— Ипполит Семенович, — внушительно молвил Яр, — с вашей стороны, можно сказать, это правонарушение. Скрывать от общественности такую красоту!
— А папа тут ни при чем, — парировала дочка с легкой язвинкой в голосе, — это я сама от вашей общественности скрывалась.
— Тогда будем считать правонарушительницей вас. И почему же, разрешите узнать?
— Набирала спортивную форму, — ловко подхватила красотка.
— Разумно, — закуражился Татаренко, — готов подтвердить, что вышли прямо-таки на пик этой самой формы… Я бы даже сказал — форм!
И он мгновенным, но явным жестом показал, какие «формы» имеет в виду.
— Ребята, ребята, проходите, — захлопотал хозяин. — Максим, Володя, сейчас вам ваши денежки… Червонец-то один я разменял в магазине!
— Ценим заботу, — ответил Вован с иронией, которую Кондратьев не заметил. И чуть ли не торжественно вручил нам по зеленой трешечке, после чего объявил:
— А теперь к столу, у столу! Аэлита, у нас все готово?
— Разумеется. Чай, пирог, все ждет.
И мы веселой гурьбой ввалились в дом.
Здесь все было не просто прибрано, а умопомрачительно чисто. Это так и бросалось в глаза. Круглый стол был торжественно накрыт: чашки, тарелки, в центре блюдо с пирогом.
— Аэлита! — провозгласил Яр, — да вы же завидная невеста! Ваш будущий супруг — счастливейший из смертных!
— А если он окажется бессмертный?
Девушка явно за словом в карман не лезла.
Минашвили вздохнул:
— К сожалению, нэ поверю. Как врач. Вообще, занятия медициной — лучший учебник материализма.
— Вы не романтик… — начала было дочка в адрес интерна, но папа перебил:
— Ладно, ладно! Романтик, хиромантик — шут с ним, ты лучше угощай гостей. А вы рассаживайтесь!