Выбрать главу

И вот получена боевая задача: с утра 17 января перейти в наступление на село Толстиково, овладеть им, а затем продвигаться в направлении Ржева. Выполнение этой задачи весьма осложнялось тем, что дивизионная артиллерия застряла в глубоких снегах. Отстали и тылы из-за нехватки горючего. Однако командарм генерал-майор В. И. Швецов, чувствовалось, не располагал иными силами для действий на этом участке фронта. Не имел он и значительных резервов, чтобы усилить нас. Все, что он мог сделать, это разрешить начать наступление не с утра, а с полудня 17-го: у меня все еще теплилась надежда на то, что дивизионные пушки к тому времени успеют подойти.

Гитлеровцев в Толстиково было около двух батальонов. Однако они хорошо укрепились, и выбить их оттуда было не просто. Я расположил полки в линию: два охватывали населенный пункт с флангов, угрожая противнику окружением и облегчая выполнение задачи подразделениям, наступавшим в центре.

После пятнадцатиминутного артиллерийского налета, произведенного силами артиллерии стрелковых полков, бойцы пошли в атаку. Их решительный и смелый натиск вынудил гитлеровцев оставить Толстиково. Однако противник понимал, что у нас мало артиллерии (артполк подошел лишь в ночь на 19 января) и совсем нет танков. Наутро после сильной артподготовки его батальоны, предприняли мощную контратаку, поддержанную танками. Отразить ее не удалось, хотя мы использовали все огневые средства, в том числе орудия зенитно-артиллерийского дивизиона, стрелявшие прямой наводкой.

С рассветом мы повторили атаку. Бой принял исключительно ожесточенный характер. Толстиково дважды переходило из рук в руки, и все же наличие у врага танков позволило ему удержать село.

Мы отошли, заняв оборону в лесу, в километре от Толстиково. Естественная маскировка, скрывавшая наши позиции, лишала гитлеровцев возможности вести прицельный артиллерийский огонь, а непогода спасала от ударов вражеской авиации.

Противник тоже не предпринимал активных действий. Совершенствуя оборону, он ограничивался вылазками разведывательных групп. Однажды (это было, кажется, 23 января) наши разведчики у перекрестка дороги МТС - Дубовка столкнулись с группой противника численностью до 30 человек. Вступив в схватку, советские бойцы уничтожили половину гитлеровцев, остальные разбежались.

40.

Особенно отличился политрук Троегубов. В разгар боя он бросился к раненому фашистскому пулеметчику, продолжавшему вести стрельбу, ударом ноги выбил из его рук пулемет, а потом из этого же пулемета открыл огонь по гитлеровцам.

* * *

Неблагоприятно сложилась обстановка на флангах нашей армии: противник в ряде мест глубоко вклинился в ее боевые порядки, потеснил некоторые части и соединения. Угроза окружения нависла и над нашей дивизией. Гитлеровцы перехватили основную дорогу, и мы ощущали острый недостаток в боеприпасах и продуктах.

Но и в тех условиях командование и политотдел армии нашли возможность доставить в дивизию подарки, присланные на фронт трудящимися Свердловска. Бойцы были очень тронуты этим вниманием и обещали землякам громить врага еще беспощаднее. От имени личного состава 280-го стрелкового полка письмо-рапорт свердловчанам подписал Герой Советского Союза политрук Н. П. Бочаров, работавший до войны на Уралмаше. В декабрьских боях, заменив раненого командира роты, он с группой бойцов проник в тыл к фашистам, овладел там двумя орудиями и, уничтожив огнем из трофейных орудий большую группу вражеской пехоты, захватил 11 пулеметов и несколько автомашин. Николай Павлович и поныне продолжает службу в Советской Армии, теперь он генерал-лейтенант...

Между тем оперативная обстановка для нашей армии становилась все более сложной. В начале февраля она уже вела бои, будучи в окружении.

Предпринятое севернее и южнее нас наступление 30-й и 39-й армий отвлекло часть сил противника, но не устранило угрозы, нависшей над 29-й армией. Командующий войсками Калининского фронта приказал командарму 29-й пробиваться из окружения.

Генерал Швецов возложил на нашу дивизию задачу обеспечить отход штаба армии. Разведке удалось установить, что направление на Ступино, Прасеки прикрыто гитлеровцами менее прочно. Здесь и решено было прорываться в два перехода: в первую ночь достигнуть леса северо-западнее Ступино, а в следующую - соединиться с войсками фронта. Все обошлось как нельзя лучше. Помогла небольшая военная хитрость. Когда командир 653-го полка подполковник Лебедев доложил, что с участка обороны его полка гитлеровцы отвели свои войска, оставив лишь дозоры, мне пришла в голову мысль бросить на этот участок отряд лыжников, чтобы имитировать прорыв. Гитлеровцы, рассуждал я, наверняка закроют брешь войсками, сняв их с соседних участков, в том числе и с направления Ступино, Прасеки. В последующем именно так все и произошло. Почти не вступая в соприкосновение с противником, соединения и штаб 29-й армии вышли из окружения и вновь заняли оборонительные рубежи. 185-я стрелковая сосредоточилась юго-западнее села Прасеки. Там я узнал, что нас передали в состав 19-й армии и что мне присвоено звание полковника.

Конечно, в период неблагоприятной обстановки перед командиром порой встает крайне трудная, даже непосильная задача. И если в силу ряда причин она оказывалась невыполненной, командиру крепко доставалось от старшего начальника. Весной 1942 года нечто подобное случилось и со мной. Сперва меня похвалили, назначили командиром соединения, а через два месяца без достаточных на то оснований переместили на скромную штабную должность. Поводом к тому послужили неудачные действия отдельных подразделений дивизии: вводя в бой танки, гитлеровцы вернули назад два села из тех, что были освобождены нами в период наступления.

Одно из них - село Б. Васильевка - оборонял стрелковый взвод, других сил не было: дивизия оборонялась на широком фронте. Противник силою до батальона пехоты при поддержке танков внезапно атаковал Б. Васильевку и после упорного боя овладел ею. Бойцы взвода отважно сражались с врагом и отошли лишь тогда, когда в нем осталось всего семь человек, притом все раненые.

Пришлось обратиться к командующему Калининским фронтом генерал-полковнику И. С. Коневу. Иван Степанович внимательно меня выслушал. 3 июня я вступил в командование 220-й стрелковой дивизией, входившей в 30-ю армию.

Дивизия, будучи в резерве, располагалась в лесах неподалеку от села Коробово. Времени было достаточно, и я хорошо ознакомился с состоянием полков, в чем большую помощь оказали военком дивизии старший батальонный комиссар Л. Ф. Борисов и начальник штаба полковник В. К. Гуряшин. Дивизия, как и все войска Калининского фронта, напряженно готовилась ко второму (летнему) периоду Ржевской операции. Широко развернулась партийно-политическая работа, проводились учения и тренировки, подвозились материально-технические средства, боеприпасы, горючее, продовольствие.

Мне представилась возможность тщательно ознакомиться с полосой обороны 183-й стрелковой дивизии, которую мы должны были в скором времени сменить. По ту сторону фронта, на рубеже Дунилово, Макарово, Киево, стояли 481-й и 476-й полки 256-й немецкой пехотной дивизии. По всему чувствовалось, что противник не сидит сложа руки: его оборона, система огня непрерывно совершенствовались, велась наземная и воздушная разведка.

Я не мог не убедиться, что район предстоящих действий крайне не благоприятствовал наступлению, особенно для танков и артиллерии. Кругом простиралась низменная, заболоченная, кое-где поросшая мелким кустарником равнина. Под верхним слоем земли скрывались торфяные болота. В ненастную погоду они превращались в зыбкую трясину. Поэтому я приказал саперам спешно сбивать деревянные настилы, плести камышовые маты и готовить другие подручные средства, повышающие проходимость боевой техники.