К советским военным властям в Средней Азии каждый день обращались люди в конфедератках и пилотках с польским орлом, солдаты и офицеры, решившие остаться в СССР, чтобы посвятить себя борьбе за освобождение своей Отчизны от гитлеризма в рядах новых польских формирований. Теперь же, с созданием СПП, их мечта - драться против гитлеровцев плечом к плечу с советскими братьями - была близка к осуществлению.
Забежав вперед, скажу, что в апреле 1943 года по просьбе Союза польских патриотов Советское правительство дало согласие на формирование пехотной польской дивизии. Было определено и место: Селецкие лагеря близ Рязани. В первых числах мая туда прибыла группа польских офицеров во главе с полковником З. Берлингом, а 14 мая был отдан приказ № 1, который положил начало формированию дивизии, получившей имя известного национального героя Польши Тадеуша Костюшко.
На берега Оки, в рязанскую деревню Сельцы, со всех окраин огромной Советской страны начали прибывать добровольцы-поляки. И каждый из них трепетно повторял проникновенные слова воинской клятвы: "Приношу торжественную присягу польской земле, залитой кровью, польскому народу, страдающему в гитлеровском ярме. Клянусь, что не запятнаю имя поляка и верно буду служить Родине..."
Командовать дивизией было поручено опытному кадровому польскому офицеру полковнику Зигмунту Берлингу. Оказавшись в армии Андерса, он не подчинился его приказу на переход в Иран и остался в СССР, чтобы драться вместе с советскими воинами против гитлеровцев.
По просьбе СПП в эту дивизию начали направлять и советских офицеров польской национальности. В частности, туда откомандировали 12 человек и из нашей дивизии.
* * *
Но вернемся к рассказу о событиях на фронте.
В начале июня 1943 года командиры стрелковых дивизий были вызваны в штаб армии на совещание, которое проводил командующий войсками Западного фронта генерал-полковник В. Д. Соколовский. В числе вопросов, вынесенных на обсуждение, особое внимание обращалось на организацию обороны в полосе действий соединений. Поскольку наша 220-я занимала рубеж на левом фланге, я докладывал последним. Командующий проявил особый интерес к системе организации огня на участке нашей дивизии. Эта система была рассчитана на изнурение противника. У нас был специально разработанный график, при этом режим огня менялся каждый день. Захваченные пленные в своих показаниях отмечали, что огонь с нашей стороны был всегда для них неожиданным и постоянно держал их в нервном напряжении. Генерал-полковник В. Д. Соколовский, говоря о совершенствовании системы огневого воздействия на противника, рекомендовал использовать положительный опыт нашей дивизии.
Вернувшись в дивизию, я тотчас проинформировал офицеров о полученных указаниях командующего войсками фронта. А где-то за полночь позвонил начальник оперативного отдела штаба армии: мне приказывалось прибыть на КП 31-й армии к 10 часам утра. На мой вопрос о причине вызова оператор сказал, что об этом я узнаю от командующего фронтом.
Действительно, на КП армии находился В. Д. Соколовский. Пригласив меня сесть, он сообщил, что в Красной Армии восстанавливается корпусное звено и что я назначен командиром 45-го стрелкового корпуса, в который войдут 88, 220 и 251-я стрелковые дивизии с частями их усиления.
- Немедленно формируйте штаб корпуса за счет офицеров дивизий, приказал комфронта.
Через день прибыли подполковник Ф. К. Семенов - заместитель по политчасти и полковник Н. Я. Ткачев - начальник штаба. К работе приступили дружно. Довольно быстро подобрали опытных офицеров-штабистов.
Большое внимание уделили подготовке и сколачиванию корпусного батальона связи. К счастью, нам удалось найти замечательных специалистов. Командир батальона майор В. Резчиков оправдал наши надежды. Батальон нес службу отлично. Хочется сказать теплое слово о начальнике радиостанции старшем сержанте А. Кутепове. Это был замечательный радист.
В июле 1943 года мы начали подготовку дивизий к Смоленской наступательной операции. Предстояло разгромить гитлеровцев на центральном направлении, освободить Смоленск, овладеть междуречьем Днепра и Западной Двины - "смоленскими воротами", через которые пролегал путь к белорусской земле. К сожалению, уточнить группировку противника в полосе наступления корпуса путем захвата пленных нам не удалось: враг, зная о подготовке наших войск, вел себя чрезвычайно осторожно.
Наступление началось рано утром 7 августа. Передовые батальоны двух дивизий корпуса после кратковременной артподготовки стремительным броском захватили первую траншею противника, однако дальше продвинуться не смогли. Бой принял затяжной, ожесточенный характер. Как выяснилось, до начала нашего наступления противник сумел скрытно подтянуть на этот участок значительные резервы и в максимальной степени использовал огонь из глубины своей обороны. Наша же артиллерия из-за недостатка боеприпасов не смогла сопровождать атаку огневым валом.
Мне пришлось выслушать ряд резких упреков командарма, хотя было и так ясно, почему мы топчемся на месте. Ведь в те дни шла гигантская битва в районе Курска, и войска, нацеленные на Смоленск, могли получить лишь часть необходимых сил и средств. Наши действия тем не менее сковали противника: он вынужден был перебрасывать сюда часть сил, в том числе из-под Орла и Брянска.
19 августа мы получили приказ сменить части, оседлавшие шоссейную магистраль Орша - Смоленск по восточному берегу реки Вопец и занять там оборону. В связи с этим в состав корпуса вместо 220-й стрелковой передавалась 97-я стрелковая дивизия генерал-майора П. М. Давыдова, занимавшая участок южнее шоссе.
С начальником штаба корпуса полковником Н. Я. Ткачевым мы тщательно ознакомились с полосой обороны. К счастью, у нас имелось для этого достаточно времени. И вот, наблюдая за поведением противника, мы отметили одну любопытную деталь: раньше наши позиции подвергались огневому воздействию круглые сутки, теперь же гитлеровцы по-прежнему освещают местность ночью, днем же - второй день подряд - систематизированного огня почти не ведут. Похоже было, что часть войск отсюда снята и переброшена на другой участок. Для проверки этого предположения мы решили организовать ночные разведпоиски, а затем - разведку боем.
Ставя перед командиром 251-й стрелковой дивизии генерал-майором А. А. Вольхиным эту задачу, я приказал в случае успеха тотчас перейти в наступление силами всей дивизии. На рассвете в разведку боем вышла усиленная стрелковая рота. Она форсировала реку Вопец и ворвалась в первую траншею врага. Гитлеровцы ответили относительно слабым пулеметным и минометным огнем из глубины. Тогда комдив незамедлительно бросил в бой главные силы. Преодолев минные поля и проволочные заграждения, полки устремились в глубину вражеской обороны.
Получив донесение об этом, я связался по телефону с командармом и попросил разрешения ввести в дело весь корпус. Генерал В. А. Глуздовский, не сковывая инициативы, все же предупредил:
- Смотрите, как бы самим не очутиться в западне!
Однако опасение оказалось напрасным. Уже первые пленные, которых мы тотчас направили в штаб армии, рассеяли сомнения: мы действительно нащупали слабый участок в обороне противника и могли смело наращивать удар.
31 августа главные силы корпуса успешно продвигались вперед, ломая сопротивление и преодолевая заграждения противника, который начал отводить свои части в юго-западном направлении за Днепр, прикрываясь группами автоматчиков и пулеметчиков. К 5 сентября наши соединения, взаимодействуя с соседями, с танкистами, артиллеристами и авиаторами, продвинулись на 40-50 километров и подошли к ярцевскому рубежу гитлеровцев.
Через десять дней, 15 сентября, войска Западного фронта, перегруппировав свои силы, возобновили наступление. Все попытки гитлеровцев остановить их продвижение были тщетными: части и соединения неудержимо рвались к Смоленску. С севера над городом нависали левофланговые армии Калининского фронта. Оказавшись под угрозой окружения, немецко-фашистские войска после упорных боев 25 сентября оставили Смоленск.