Чувствуя необычайное возбуждение, Бетти подумала, что ее сексуальные инстинкты оказались несколько сильнее, чем она предполагала, видимо, они и спровоцировали ее на безумства. В горле запершило, и девушка судорожно облизнула пересохшие губы.
— Вы упоминали о семейных дневниках. Я могу взглянуть на них? — сжалился над ней Симон.
Бетти с радостью ухватилась за этот предлог, чтобы улизнуть из кухни, сразу ставшей какой-то маленькой и невыносимо душной. Видимо, придется провести вместе еще ночь под одной крышей, и она твердо решила спать внизу. Все лучше, чем рисковать снова, деля постель.
Элизабет принесла дневники и с увлечением стала рассказывать о семейной традиции вести записи. Еще в детстве, впервые взяв в руки эти тетради, Бетти почувствовала их необыкновенную притягательную силу. Уже несколько лет она не раскрывала их и сейчас, передавая Симону, обратила внимание на благоговейный трепет, с которым он принял их.
Она тяжело вздохнула, вспомнив, как ее жених относился к дневникам. Бенджамин с пеной у рта доказывал необходимость продажи этих записей, поскольку они представляли историческую ценность и за них сейчас можно было бы получить хорошие деньги. Он никак не мог взять в толк, зачем их хранить, если можно сделать бизнес, и Бетти, боясь быть поднятой на смех, никогда не говорила ему о том, что продолжает семейную традицию.
— Когда вы начали вести свой дневник? — тихо спросил Симон, и она вздрогнула от неожиданности: казалось, что этот человек прочитал ее мысли.
— Как вы догадались? — удивилась она.
— Это несложно, — улыбнулся он. — Думаю, вам было лет одиннадцать-двенадцать… девочка, готовящаяся стать девушкой, чувственная… Возможно, чересчур чувственная…
Симон видел ее насквозь, и это открытие несколько испугало Бетти.
— Зачем вы так поступаете, Элизабет? — дружелюбно спросил он. — Зачем выходите замуж за человека, которого не любите?
— Я люблю его, — упрямо ответила Бетти. — Вы просто не понимаете, что можно любить друг друга и не испытывать сексуальное влечение, возбуждение или…
— Страсть, — пробормотал Симон, неожиданно оказавшись рядом с ней. — Это не так. Поверьте, вы ошибаетесь, если думаете обойтись без них. Это заложено в человеческой природе.
— Не понимаю, — неуверенно пролепетала она. — К чему мне страсть? Я хочу, чтобы мое замужество было спокойным и надежным.
— Надежным? — Симон не скрывал скепсиса. — О боги! Вы отрицаете то, что является основой счастливого и прочного брака. Чего же вы так боитесь?
Увидев ужас в ее глазах, Симон понял, что приблизился к запретной черте. Чтобы успокоить девушку, он ласково взял ее за запястья и тут же почувствовал учащенное биение ее пульса.
Кровь прилила к голове Бетти, в ушах стоял глухой гул, напоминающий шум моря.
— Что же вас пугает? — настаивал Симон. — Что?
Бетти невидящим взглядом смотрела на него. Мучительный страх, таившийся все это время в дальних уголках души, парализовал ее.
— Боюсь потерять контроль, оказаться в ситуации, когда я не смогу совладать с собой, когда… — выдохнула она на одном дыхании и вдруг замолчала, глядя Симону в глаза.
— Понимаю. — Он все еще держал ее за руки, и девушка чувствовала странное тепло и приятное покалывание.
— Когда вы говорите о ситуации, в которой можно утратить контроль над собой, вы имеете в виду, как я понимаю, секс?
Беспредельный ужас, отразившийся в глазах Бетти, подсказал Симону, что он угадал.
Симон улыбнулся.
— Знаете, догадаться нетрудно. Такая красивая и созданная для любви женщина, как вы, могла остаться девственницей только благодаря огромной силе воли. Что же произошло? Вас кто-то обидел? Мужчина…
Она отрицательно покачала головой, и Симон понял, что ошибся в своих предположениях.
— Нет, ничего подобного. Страшная догадка зародилась в его голове, и он перестал гладить руки Бетти.
— Уж не хотите ли вы сказать, что вы… что вы предпочитаете…
— Нет!
Симон вздохнул с облегчением.
— Но что же все-таки тяготит вас?
И Бетти неожиданно захотела рассказать ему все, сама не зная почему. Симон ей не нравился и не вызывал доверия. Он перевернул ее уютный мир вверх тормашками, но все же у нее сложилось твердое убеждение, что это единственный человек, способный понять ее и, возможно, избавить от многолетнего страха.
Бетти через силу, заикаясь и запинаясь, рассказала про давнее приключение на ежевичной поляне.
Собственный первый опыт любви под открытым небом и яркими звездами вызывал у Симона весьма приятные воспоминания, но он постарался сосредоточиться на рассказе Бетти. Он догадывался, как может испугаться впечатлительная девочка, ставшая свидетельницей проявления безудержной и безграничной женской страсти. Мог понять ее инстинктивный ужас: она смотрела на происходившее глазами ребенка.
— И поэтому вы выходите замуж за Бена? — сдержанно поинтересовался он. — Потому что…
— Понимаю, это звучит глупо, но мысль о том, что я когда-нибудь буду испытывать такое же, пугает меня.
Симон видел это и сам: она вся тряслась от страха.
— Я знаю, что с Бенджамином такого не будет никогда, — честно призналась Бетти.
Помолчав немного, собеседник бесстрастно обронил:
— Вам когда-нибудь приходило в голову, что интимные отношения без влечения и страсти могут быть болезненными и… унизительными?
— Тысячи женщин живут так, — тихо возразила она. — Женщины, которые вышли замуж за тех, кого выбрали им родные.
— Этих несчастных попросту приговорили к пожизненной каторге! Черт возьми, Бетти, подумайте, что вы делаете с собой? На ту сцену, невольной свидетельницей которой вы стали много лет назад, вы смотрели глазами ребенка. Вы все видели в искаженном свете, потому что еще не знали всего того, что может желать и чувствовать женщина. Впрочем, вы и сейчас не знаете.
— Нет! — Бетти отпрянула, будто увидела змею. — Я не хочу больше об этом говорить. Не желаю чувствовать себя так, будто… не желаю… — ее начало трясти.
— Знаете, в чем ваша проблема? У вас слишком богатое воображение.
— Давайте оставим эту тему, — взмолилась Бетти. — Вы не хотите понять меня.
— Почему же, отлично понимаю, — с ухмылкой возразил он.
Будь Бетти чуть внимательней, она бы заметила странный огонек в его глазах и поняла бы, к чему клонит Симон.
— Скажите, пожалуйста, — тоном врача начал он, — только ли страх вы испытывали, когда наблюдали за ними?
Бетти растерялась. Как он догадался об охватившей ее тогда внутренней слабости, сделавшей все тело горячим и легким? О сладостно-болезненном ощущении, таком сильном, что она помнила его до сих пор? Нет, она ни за что не признается.
— Да, — солгала она, — только страх.
— Мм… Что ж, тогда я за вас спокоен, — неприязненно заметил Симон и впился в ее лицо холодным непроницаемым взглядом.
Почему-то эти слова задели девушку за живое. Не хочет ли он сказать, что с ней не все в порядке?
Симон как бы между прочим добавил:
— Наверное, выйдя замуж за Бенджамина, вы будете счастливы.
— Не сомневайтесь, — холодно ответила Элизабет, решившая больше не поддаваться ни на какие провокации и подвохи.
Она поражалась себе: ни с кем еще она не была так откровенна, как с Симоном, и, чувствуя себя опустошенной, сожалела о несдержанности.
— Тут есть лопата? — неожиданно спросил он.
— Думаю, есть.
— Отлично. Пойду расчищать двор. Не люблю праздное времяпрепровождение.
Понимал ли он, что ей крайне необходимо остаться наедине со своими мыслями и успокоиться? Нет, наверняка нет. Девушка посмотрела ему в лицо. Широкоскулое, мужественное, непроницаемое, оно заставило ее трепетать и одновременно удивляться своей глупости, позволившей раскрыть душу Симону.
— Если я не вернусь, когда стемнеет, — высылайте команду спасателей, — пошутил он.
Бетти уныло улыбнулась в ответ. Ей хотелось поскорее выпроводить Симона из дому. От перенапряжения болела голова: никогда еще Бетти не встречала человека, вызывавшего столь противоречивые чувства. Раньше ей казалось, что ни один мужчина не способен заставить ее трепетать. Она опасалась, что чувственность, заложенная природой и дремавшая где-то глубоко внутри, проснется и выплеснется наружу. Девушка боялась признаться себе самой в том, что страсть живет в ней, и поэтому встречалась только с теми мужчинами, которые не могли пробудить в ней желание. С такими, как Бенджамин.