Боже, еще и скрипачка! Фантастика! Ведь талант извлекать из человеческих душ эмоции посредством музыки я всегда ценил выше всех прочих аналогичных дарований, типа живописания или способности к письму.
- А почему не восстанавливаешься сейчас? Ведь у тебя все стабилизировалось? - от души недоумевал я.
- Как ты себе это представляешь, ушла в академку мальчиком, вернулась девочкой? - опять невесело усмехнулась Таша. - Там еще полно народу, с кем я училась, преподаватели. Да это будет не учеба, а кунсткамера сплошная! Нет, в этой стране мне уже не учиться и не играть.
Я слушал эту исповедь молча, забыв, что застегивал рубашку. Боже, какая драма! Таша уже давно закончила рассказывать свою невеселую историю, а я все стоял, теребя пальцами пуговицы.
Она улыбнулась, подошла ко мне, и сама застегнула мне рубашку.
- Не бери в голову, а то что-то загрузила я тебя, - улыбнулась мне она.
- Как не брать в голову, когда тут буквально Ванесса Мэй тебе рубашку застегивает, - отшутился я, находясь, на самом деле, все еще под впечатлением всей истории короткой жизни Талии.
- Ванесса Мэй - подготовишка! - заносчиво и задорно хмыкнула она, застегивая последнюю пуговицу. - Ну вот, туалет его величества завершен.
- Спасибо, - поблагодарил я ее, положил ей руки на плечи и поцеловал в пробор волос на голове.
Надо было идти, но уходить не хотелось. Так бы и стоял вечность, полуобняв это непонятнополое существо с грустными глазами доброй волшебницы.
- Иди, Антонушка, тебе пора, - первой нарушила молчание Талия.
- Вообще-то, меня зовут Глеб, - сознался я.
- Иди, Глеб, - совершенно не удивилась Талия. - Хотя я уже так привыкла к имени Антон, и идет, по-моему, оно тебе больше, чем Глеб.
Я вынул кошелек, достал двести долларов и положил их на стол, подоткнув краешки бумажек под пепельницу.
- Спасибо, - поблагодарила Талия и добавила, опустив глаза: - Знаешь, мне не хотелось бы, чтобы ты думал, что деньги - главное для меня.
- Я так и не думаю! - серьезно и искренне воскликнул я.
Таша в ответ наградила меня таким благодарным взглядом, что я расцвел. Потом подошла ко мне и сказала, заглядывая в глаза:
- Мне очень хорошо и легко с тобой, Антон, то есть, Глеб. Я очень благодарна тебе. Может быть, еще увидимся когда-нибудь?
Непонятно как-то это прозвучало, - не приглашением, а, скорее, просто допущением... И глаза ее были полны грусти. Все-таки странная она...Хотя - и неудивительно. Я обнял ее за плечи, ободряюще улыбнулся:
- Конечно, увидимся! К сожалению, завтра я занят...
- Да и меня не будет всю следующую неделю, - со смехом поддержала шутку она. - Если хочешь, оставь мне свой номер для связи, я позвоню тебе сразу же, как вернусь в город.
Хотел ли я? Если честно, то сейчас, обуреваемый ураганом противоречивых эмоций, я не знал, но все же нацарапал ей на клочке бумаги номер своего мобильного. Больше, к сожалению, задержаться не было ни одной причины. Надо было идти. Я наклонился, чтобы на последок чмокнуть Талию в щеку, но она подставила губы. Прощальный поцелуй, казалось, длился вечность, но и он кончился.
- Ну все, беги, - прошептала она.
Я еще минуту стоял и смотрел на нее, потом повернулся и пошел к выходу. Открыл дверь, вышел на лестничную клетку. Талия, как давеча, встала в проеме, прислонившись плечом к косяку.
- Я буду скучать, - сказала мне она на прощанье.
В ответ я сделал ей дебильное чао ручкой и через ступеньку побежал вниз по лестнице. Звук закрывшейся двери донеся до меня, только когда я был уже на первом этаже.
Глава 3. Галина
Пятница, ночь
Когда я вышел из благоухающего все теми же ароматами подъезда на свежий воздух, мои часы показывали одиннадцать. На улице было темно, тепло и тихо. Как в мае, пахло липами. Наверное, именно эти минимум полувековые великаны создавали во дворе этот специфический микроклимат, когда даже в такие жаркие дни в квартирах пятиэтажек, не дотягивающихся крышами до верха даже самых низкорослых деревьев, было свежо и прохладно. Я включил телефон, и сразу же раздался звонок. Определитель, разумеется, высветил домашний номер. Голос Галины дрожал от гнева.
- Глеб, где ты? - без лишних формальностей типа "здрасьте" спросила супруга, но, слава Богу, не дождавшись ответа и не заставив меня лишний раз врать, перешла от вопросительной части своего монолога к повествовательной. - Ну как можно так долго быть не на связи, мы все извелись, ну сколько может это продолжаться, когда ты будешь, в конце концов?
Как хорошо, что при таком количестве последовательных вопросов отвечать можно только на последний. Тем не менее я уже был готов дать разгневанной супруге развернутую версию того, почему мой телефон в течение четырех последних часов не работал:
- Галюш, ну что ты нервничаешь, ты же знаешь, что у Сереги в офисе телефон не берет, мы тут сидим с шести часов, кумекаем, как быть дальше с работой, я вот только вышел, еду домой, Серега вот тебе кланяется.
В роли моего якобы партнера по бизнесу Сереги, которого я выдумал исключительно для отмазок перед Галиной, сейчас выступал драный уличный кот непонятной масти, усевшийся у моих ног видимо, в ожидании подачки. По крайней мере, передавая Галине привет от несуществующего Сереги, я смотрел именно на это хвостатое существо.
- Кланяйся, - шепнул я ему, и котяра в ответ непонимающе мяукнул.
- Ну, слава Богу, - сразу перешла на октаву ниже Галина, - а то я уже извелась вся. Передавай привет Сергею, и быстро домой, хорошо? Надеюсь, вы не выпивали?
- Конечно, нет, - ответил я тоном, которым говорят: "Конечно, да". Теперь мысли Галины будут плотно прикованы к вопросу, пьяный ли я еду за рулем или не очень. Того мне и надо, пусть думает об этом, а не о том, где я на самом деле был. Я передал коту Сереге привет от жены, сел в машину и поехал домой.
Со Щелчка в мои родные Медведки так поздно вечером быстрее всего, ясно, по МКАД. Подсвечивая себе дорогу одинокой фарой (вторую недавно расколотил вдребезги каенюка из-под колеса прущегося с бешенной скоростью впереди КамАЗа), долетел по практически пустой уже Кольцевой за каких-то пятнадцать минут, и всего-то в половине двенадцатого подъехал к дому, находясь в прекрасном расположении духа. Поднявшись на лифте, коротко звякнул в дверь, чтобы не разбудит Юльку.
- Кто? - послышался приглушенный дверью голос Галины.
- Кто, кто? Жан Кокто, - скаламбурил я, запоздало сообразив, что вряд ли я
рассказывал Галине про этого великого французского режиссера и драматурга.
Галина открыла дверь, мрачная, как тень отца Гамлета, и я широко улыбнулся ей навстречу.
- Рада, что у тебя хорошее настроение, - саркастически усмехнулась Галина.
- Не вижу причины, чтобы оно у меня было плохим, - парировал, разуваясь, я. - Что-то случилось?
Тут Галина открыла рот, и не закрывала его все следующие минут пять, в течение которых я ходил по нашей маленькой квартирке и раздевался. Начала она с того, что рассказала мне, что она устала от моих проблем на работе, от безденежья (всем бы гражданам Российской Федерации такого безденежья!), что предстоящей зимой ей не в чем ходить, в то время, как у Риты (Рита - это у нее как Фима Собак при Эллочке Щукиной), три (!) норковых шубы.
- Копеешных! - вставил с трудом я, но на Галину моя реплика не произвело никакого впечатления, однако изменить направление генерального наступления заставила:
- У Юльки проблемы в саду, - продолжала она уже на полтона выше, как будто я не только имею непосредственное отношение к тому, что хулиганка Юлька опять что-то натворила в саду, но и являюсь прямым ее соучастником.
- Что, опять? - обозначил, однако, родительский интерес к теме я.
- Да, опять! - воскликнула Галина. - А отец неизвестно где!
Совершенно бронебойная логика. Я вздохнул. Мы с Галиной женаты уже скоро десять лет, и я давно уже привык к такой ее манере поведения. Если ей вожжа попадает под хвост, остановить ее может разве что только бульдозер. У меня, к сожалению, другая фамилия. Но, слава Богу, Галина - не бегун на длинные дистанции, она - ярко выраженный спринтер. Я точно знаю, что скоро спонтанно возникший праведный гнев моей дражайшей пойдет на убыль, а потом и вовсе сойдет на нет. Главное, попав под ее горячую руку, выдержать первые пять минут. По моим ощущениям заканчивалась четвертая.