Можно прикинуть масштабы этого побоища. Нам известно, что жиротопенные заводы в XVI веке вытапливали в среднем около 3000 галлонов, или двенадцать тонн, ворвани из каждой взрослой особи сарды; при этом гарпунеры убивали только крупных взрослых китов. Мы также знаем грузоподъемность баскских судов. Они были двух типов: каравеллы, на которых каждую весну на базы доставлялись люди, вельботы и снаряжение и которые могли увозить на родину от 250 до 500 тонн китового жира, и караки, ходившие в середине лета на запад с единственной целью забрать ворвань и перевезти ее в Европу. Эти тогдашние «танкеры» обладали огромной по тем временам грузоподъемностью — некоторые из них могли перевозить почти тысячу тонн груза.
Из сохранившихся документов XVI века явствует, что в любом взятом году объединенная китобойная флотилия басков насчитывала от 40 до 120 судов. Если взять среднее число в 80 судов средней грузоподъемностью 350 тонн каждое, то общая годовая добыча составляла около 2300 китов. Однако этот показатель ни в коей мере не отражает общегодовую смертность. К нему еще нужно накинуть не меньше 20 % на гибнущих от голода детенышей после гибели кормящих самок, а также на смертельно раненных, но не найденных взрослых особей. Приблизительным, возможно заниженным, можно считать показатель годовой смертности, равный 2500 китов в период пика промысла сарды (около 1515–1560 годов).
В середине XVI века большая часть ворвани (которой в Западной Европе заправляли светильники, а также использовали как сырье для производства смазочных веществ и мыла, применяли для обработки кожи и джута и даже для изготовления пищевого масла) добывалась из сард, обитавших в Море Китов. Кроме того, западное стадо сарды давало большую часть китового уса, тысячи различных способов применения которого включали султаны для военных шлемов, корсеты, набивку для Мягкой мебели и матрасов, волос для бритвенных кисточек, материал для изготовления ширм и решет, рукояток для ножей, роговых ложек и даже заводных пружин для механических игрушек и научных приборов.
Это был исключительно прибыльный промысел. Один удачный промысловый сезон в Море Китов мог не только окупить все затраты судовладельца на приобретение судна и снаряжения, оплату жалованья команде и стоимости провианта, а также другие издержки, но и принести изрядную прибыль. Это был не просто выгодный, а очень выгодный бизнес. К 1570 году баски открыли во многих странах Европы собственные независимые консульства с единственной целью вести торговые дела, связанные с китобойным промыслом. К тому времени сеть их предприятий и компаний стала сродни современному монополистическому объединению «Эксон».
Бойня велась с таким размахом, что примерно к 1570 году западное стадо сарды сократилось до ничтожной величины. Время сарды истекло, как, впрочем, и время китобоев из числа испанских басков. Дело в том, что в 1588 году попытка испанской армады напасть на Англию закончилась гибелью значительной части составлявших ее судов. Среди десятков кораблей, пущенных на дно залпами английских пушек и свирепыми штормами, оказалась и основная часть китобойных судов испанских басков, призванных на службу королю Филиппу и ставших жертвой его амбиций. Поражение было столь сокрушительным, что испанские баски никогда уже больше не обладали былым могуществом в Море Китов.
За разгромом армады последовал другой, еще более чувствительный удар по китобойному промыслу басков в водах Нового Света, когда в первом десятилетии XVII века в холодных водах около Шпицбергена были обнаружены ранее неизвестные фантастически богатые китами места. Это открытие положило начало новому китобойному промыслу, который скоро затмил промысел в Море Китов и навсегда покончил с вековой китобойной монополией басков.
По мере перемещения центра тяжести бойни на восток ослабевал натиск на западную популяцию сарды. Ослабевал, но не прекращался: сарду продолжали убивать французские баски и все больше рыбаков из Нормандии и Бретани, которые постепенно превращали залив Св. Лаврентия в нечто вроде французского озера. Более того, мигрирующие стада сарды стали подвергаться нападениям промысловиков из Новой Англии, разворачивающих свой собственный «прибрежный» промысел в заливе Св. Лаврентия.