Банки Нового Света и особенно Большую банку к востоку от Ньюфаундленда ловцы считали своей «землей обетованной». К 1575 году там собирали богатейший урожай более трехсот французских, португальских и английских рыболовных судов. Члены колонизаторской экспедиции сэра Хамфри Джильберта не уставали превозносить изобилие «баккальё». «Треска, писал один из пришельцев, встречалась там в таких невероятных количествах, что ее лов приносил солидные барыши: стоило только опустить в воду крючок, как можно было тут же вытаскивать попавшуюся на него крупную рыбину». Один из спутников добавил: «Когда море ненадолго заштилело, мы закинули в воду удочки и яруса, чтобы наловить трески, и меньше чем за два часа добыли столько крупной рыбы, что много дней только ею и питались». Третий пришелец так резюмировал сказанное: «В этом море невероятное множество разных рыб, [особенно] трески, которая уже сама по себе притягивает суда многих стран в эти места самого знаменитого рыбного промысла на свете».
Каждый новоприбывший на эти феноменально богатые рыбой угодья заставал там ту же картину и примерно так же на нее реагировал. В 1594 году, когда судно «Грейс» из Бристоля стало под прикрытие острова Сен-Пьер, команда «положила судно под ветер и в течение двух часов наудила три-четыре согни штук крупной трески, пополнив свои запасы провианта». Чарльз Лей, обследуя острова Магдален в 1597 году, отмечал: «Вокруг острова такое множество трески, какое только можно найти где-нибудь в одном месте. За час с небольшим мы наудили удочками 250 штук».
В конце XVI века до 650 судов, используя лишь крючковую снасть, добывали в водах Нового Света тысячи тонн трески. Как сообщал Джон Мейсон — шкипер английского рыболовного судна, базировавшегося на Ньюфаундленде, «у берега было столько трески, что мы едва гребли сквозь нее. Я убивал эту рыбу копьем… Трое рыбаков, выходя в море на шлюпке, — несколько других остаются на берегу для разделки и вяления рыбы — за месяц обычно добывают 25–30 тысяч штук, которые, вместе с извлекаемым [из печени] жиром, приносят 100–200 фунтов дохода».
Ловля велась с таким же размахом и в других местах региона. По словам Николя Дени, на острове Кейп-Бретон и в заливе Св. Лаврентия «едва ли [найдется] гавань, где не стояло бы несколько рыболовных судов… добывающих ежедневно от 15 000 до 30 000 рыб… Эта рыба — словно неисчерпаемая манна небесная».
В конце XVI столетия Ричард Уит-борн — капитан еще одного рыболовного судна — писал, что каждое промысловое судно брало на борт в среднем по 125 000 штук трески. Это были рыбы из ранее не тронутой промыслом популяции, достигавшие двухметровой длины и весящие до девяноста килограммов. Ныне средний вес трески менее трех килограммов, хотя во времена Уит-борна он еще находился в пределах семи — девяти килограммов, причем годовой улов трески на северо-восточном побережье континента достигал примерно 368 000 тонн.
К 1620 году промысел трески вели уже более тысячи судов, многие из которых совершали по два рейса в год: летом они заготавливали вяленую рыбу, а из зимнего рейса привозили в Европу присоленную «свежую» треску. Но, несмотря на огромный объем вылавливаемой рыбы, треска не убывала. На рубеже XVII века путешественники, например барон Лахонтан, продолжали сообщать о «неистощимой» популяции трески:
«Вы не можете себе представить, сколько трески наши матросы вылавливают всего за четверть часа… Не успевает крючок коснуться дна, а рыба уже попалась… [рыбакам] остается только без устали забрасывать и вытаскивать снасти… Однако в компенсацию за богатый улов, оставшаяся в море рыба получила опущенные за борт трупы одного из командиров и нескольких солдат, умерших от цинги».
О том, что такой вылов может оказаться чрезмерным, первым написал в 1720-х годах Шарлевуа. Отметив сначала, что «треска кажется нам неисчислимой, как морские песчинки», он добавляет, что «более двух столетий ею загружались ежегодно [на Большой Банке] две-три сотни [французских] судов без видимого уменьшения количества рыбы в море. Тем не менее< было бы неплохо время от времени прерывать этот промысел [на Большой Банке] и особенно в заливе [вместе с рекой] Св. Лаврентия на протяжении шестидесяти лиг, а также на побережье Акадии… у Кейп-Бретона и Ньюфаундленда, где запасы трески пополняются не хуже, чем на Большой Банке. Эти места — настоящие сокровища, которые в промысловом отношении более ценны и требуют меньше затрат, чем сокровища Перу или Мексики». То, что Шарлевуа не преувеличивал выгодность трескового промысла, подтверждается тем, что в 1747 году 564 французских судна с 27 500 рыбаками на борту привезли домой трески на миллион фунтов стерлингов — гигантскую сумму по тем временам.