Трагедии том 1

А в той лощине ели да ручьи;
Под елями, глядим, — сидят менады
И все по сердцу делом заняты:
Те облетевший снова навивают
На тирсы плющ, а те промеж себя
В вакхической резвятся перекличке,
Веселые, что жеребицы, с коих
Возницы сняли пестрое ярмо.
Но царь несчастный их не видел; гостю
Он так сказал: «Отсюда, чужестранец,
1060 Не видно самозванных мне менад.
Вот если б на какой-нибудь пригорок
Мне влезть, с верхушки ели посмотреть,
Я б разглядел все грешные дела их».
Так молвил он; последовало чудо.
Была там ель, под облака верхушкой:
Гость взял ее за верхней ветви край,
Стал гнуть — все гнуть да гнуть к земле сырой.
Она ж круглилась, точно лук упругий
Иль колесо, которому столяр
Его окружность циркулем наметил.
Так до земли, круглясь, она склонилась
В его руках, — не человек то был.
1070 И вот, на ветви усадив Пенфея,
Гость начал потихоньку ель пускать
Так, чтоб она безумца не стряхнула;
И уперлась вершиной ель в эфир,
А на вершине царь сидел несчастный.
Но лучше чем увидеть он их мог,
Он ими сам замечен был. Как только
Я убедился, что взаправду царь
Там, на вершине, озираюсь — гостя
Уж подле нет: и вдруг какой-то голос
Из синевы воздушной зазвучал,
Не иначе как Вакха: «Эй, юницы!
1080 Я к вам привел того, кто осмеял
Меня, и вас, и таинства святые.
Расправьтесь с ним!» И тотчас столб огня
Между землей и небом загорелся.
Замолк эфир, не шевелились листья
Дубравы горной, все кругом притихло.
Они ж, неясно слухом восприняв
Его призыв, поднялись с мест своих,
В недоуменье озираясь. Снова
Он к ним воззвал. Когда же дщери Кадма
Признали голос Диониса, — вмиг
Они в поспешном беге понеслись,
1090 Что диких стая голубей: Агава,
И сестры с ней, и все вакханки следом,
Наитьем бога одержимы, мчатся
По валунам, по пням и бурелому.
Вот господина моего они
Заметили на ели. По соседству
Утес нашли и камнями бросать
В Пенфея, и еловыми ветвями,
Что дротиками, стали; пригодились
И тирсы тут. Но в бедную мишень
1100 Не удалось попасть им, как ни бились:
Уж очень высоко тогда сидел
Беспомощный Пенфей на этой ели...
И вот они, набравши сучьев дуба,
Стараются (железа нет у них)
Ель отделить от корней, — все напрасно.
Попытку бросили и эту. Мать
Тут крикнула: «Давайте станем кругом,
За дерево возьмемся — и авось
С вершины мы тогда достанем зверя,
Чтоб тайн священных он не разгласил».
Без счету рук за ель тут ухватились
1110 И вырвали с корнями... Высоко
Сидел Пенфей — и с высоты на землю
Он полетел и грохнулся. Раздался
Ужасный крик: он гибель увидал.
И вот всех прежде мать его, как жрица,
Бросается на жертву. Тут Пенфей
С волос срывает митру, чтоб признала
Свое дитя Агава, пощадила,
Несчастная; щеки касаясь с лаской,
Он молвит: «Матушка, ведь это я,
Пенфей, тобой рожденный Эхиону!
1120 О, пожалей и за мою провинность
Свое дитя, родная, не губи!»
Но он молил напрасно: губы пеной
У ней покрылись, дико взор блуждал,
И рассуждать была она не в силах:
Во власти Вакха вся тогда была.
Вот в обе руки левую берет
Злосчастного Пенфея руку, крепко
В бок уперлась и... вырвала с плечом —
Не силою, а божьим изволеньем.
Ино с другой напала стороны
1130 И тело рвет. Явилась Автоноя,
За ней толпа. И дикий гул стоял
Над местом мук. Стонал Пенфей несчастный,
Пока дышал, и ликований женских
Носились клики. Руку тащит та,
А та — ступню с сандалией, и с ребер
Сдирают мясо, кости обнажая,
И обагренными руками тело
Царя разносят в бешеной игре...
Разбросаны останки по скалам
Обрывистым, в глубокой чаще леса...
Где их сыскать? А голову его
1140 Несчастную Агава — ведь она же
Ее сорвала — на свой тирс воткнув,
Со склонов Киферона понесла,
Ликуя, будто, льва сразив, победный
Она трофей на тирсе нам несет.
И вот, сестер покинув в хороводах.
Она к воротам близится, гордясь,
Безумная, добычей злополучной,
И Вакха прославляет, что помог
В охоте, что ее венчал победой.
А всей-то и победы — только слезы.
Подальше от несчастной отойти,
Пока еще близ дома нет Агавы!
1150 Да, скромность и почтение богам —
Вот лучшее, что есть, и кто сумеет
Всю жизнь блюсти их свято, тот мудрец.