— Чем заряжать-то станете?
— А не знаю пока. Коли февралем бы — так дифтерит, а май… даже не знаю. Холера, сыпняк, кровавый понос… Поглядим.
У Егора заныло в груди.
— Не жаль их тебе?
— А они кого жалеют? — отрезал Мартын жестко. — На них, кроме Охоты, и управы-то нет. Им дай волю — расплодятся, как тараканы, все кругом пожрут, все умертвят, все под себя подомнут и новое место искать станут, где гадить. Не знаешь разве?
Егор вздохнул.
— Знаю. Но ты все одно не спеши собирать своих… душегубцев, — проговорил он чуть слышно. — Ты знай — тут, в деревне, кроме купчины и псов его, дивье дитя, братишка наш.
— Охотников сын?
— Лешачок.
— Н-да… — Мартын помрачнел еще больше, отвел глаза, принялся теребить пуговицу. — Что ж ему… с людьми… Вольно вам, лешакам, с человечьими бабами блудить! — рявкнул он внезапно. — Добрая забава! Твой-то отец вроде как добра хотел матери-то твоей — много это ей добра принесло, человечьей бабе, дурехе несчастной, а? Ну тут еще ладно — ты хоть под присмотром рос. А этот? Как назвать-то такое? Кошке смех, мышке горе?
— Мартын, я прошу! — голос Егора дрогнул. — Просто-таки не спешите с Охотой и все. Я сам с купчиной сговорюсь. Хоть уедет, хоть… да пусть даже и подохнет, не велико горе, лучше пусть один, чем весь поселок! А парнишку в лес заберу.
— Выживет в лесу-то? Плоть людская держать станет…
— Не видал ты его. Вовсе чистый, солнышко просвечивает. Лес сердечком чует. Все хорошо будет, ты уж погоди только. Не спеши.
Мартын вложил ногу в стремя.
— Ишь ты, лешак, — хмыкнул, вскакивая в седло. — И не боишься, что они узнают, да огнем тебя сожгут али что… Живешь в дряни этой, в гноище… Ну да что… вольному воля. Погляжу еще на лешачонка.
Егор улыбнулся через силу.
— Благодарствую, генерал. Я уж знаю, вы все одно свое возьмете, да только теперь, может, приглядываться станешь… Да большой Охоты не будет…
— Нежная душа! — фыркнул Мартын и дал шпоры.
Конь взвился, рванул порывом ветра, растворился в темноте — и только гул пролетел по лесу за его копытами.
— Спасибо и на этом, — прошептал Егор. — Государь, господи, помоги справиться — а уж большего и не попрошу. И так много…
И медленно пошел к деревне по замершему настороженному лесу. После встречи с охотником бродить расхотелось.
Куница плясала на мушке, никак не поворачиваясь, как надо.
Ее гибкое тельце мелькало в ветвях, дразнило, егозило — но никак не попадало под выстрел. Федора охватил охотничий азарт, куница уже была делом принципа — хорошо добытая куница, с целой шкуркой, грамотная добыча — и ее мельтешня приводила его в бешенство. Он преследовал зверька уже давно, браня его на чем свет, браня себя — что тебе одна куница? прибыль? богатство? — но азарт понес и гнал вперед.
И вдруг куница слетела с ветвей вниз, скользнув между стволов в заросли стланика. «Вот тут ты и попалась!» — подумал Федор злорадно. Он рванулся вперед сквозь заросли с ружьем наперевес — и резко остановился, выскочив на открытое пространство.
На поляне, усыпанной рыжей хвоей, прижимаясь спиной к лиственничному стволу, стоял деревенский мальчишка в грязном вытертом тулупчике и больших разбитых сапогах. Тулупчик у него на груди оттопыривался; из-за пазухи вдруг мелькнула и пропала хитренькая кунья мордочка.
Мальчишка придерживал живой холмик руками. В его глазах, устремленных на Федора, горела откровенная враждебность.
«Вот волчонок, — подумал Федор, усмехнувшись. — Но диво-то… Как это он ее приманил?»
— Твоя, что ли? — спросил он дружелюбно.
Мальчишка сжал губы и помотал головой.
— Первый раз вижу, чтоб куницы прямо за пазуху сигали, — Федор улыбнулся потеплее. — Ты что ж, слово какое знаешь?
Мальчишка молчал, ежился и прижимал к себе куницу, которая, как видно, ничего не имела против такого обращения. Федор разглядывал его с возрастающим интересом.
«Любопытно, — думал он, — это что ж, он любую так приманить может? Диковинный парнишка… полезный. Вот кабы…»
— Да ты не бойся, — сказал он, продолжая улыбаться. — Не трону я твою куницу. И без нее полно в тайге…
Лицо мальчишки окаменело.
«Вот упрямец, — подумал Федор с сердцем. — Такому хоть рубль предложи, хоть два — не отдаст, коли уперся. Волчонок как есть».
— Ты чей такой? — спросил он, скрывая раздражение.
— Калганов… Симка… — тихо сказал мальчишка, облизывая и кусая губы. Помолчал, глядя на Федора. Его лицо нервно подергивалось, он прокусил губу до крови, слизнул красную капельку и еле выговорил: — Уезжай.