Раненько о ту пору сумерки пришли…
Только что было еще совсем светло, и лес был светел, и заря еще только разгоралась, вызолотив небо. Ариша думала, что вернется домой засветло, и ей было весело. И то сказать, идти по мхам, как по барским коврам, упруго и приятно, птички в ветвях перекликались, знакомая тропинка уже поворачивала к той самой березе-двойняшке… и когда только эту тучу нанесло?
Медовый вечерний свет погас так быстро, будто кто свечу задул. Раз — и потемнело, как в погребе, и птицы умолкли, и рванул по вершинам холодный ветер. А все кругом зашевелилось, зашуршало — и вдруг гул, тяжелый и дремучий, валом прокатился по лесу, словно лешие аукнулись…
Сразу стало холодно спине, и от спины холодные струйки побежали в затылок, шевельнули волосы. Не боялась Аришка леса, привыкла с малолетства, не плутала — но одно дело с подругами, днем, при солнышке, а другое — одна, в сумеречную непогодь, когда каждый куст оборачивается зверем у тебя за спиной, а деревья прямо-таки подставляют свои корявые корни, чтобы ты споткнулась и расшиблась. Недобро кругом было, недобро.
И Ариша прижала к себе корзинку с сестриными подарками и пошла медленно, стараясь не озираться, только шептала про себя: «Не беги, не беги, дорогу потеряешь. Дуреха, дуреха — где лес да темнота, там и страх…» Уже успела она и волков вспомнить, и медведей, и лихих людей — и тут вдруг голос, бархатный да теплый, сладкий, как тягучий мед, окликнул сзади:
— Аришка, а Аришка!
Ариша встала как вкопанная, боясь оглянуться. Голос был незнакомый, а звал по имени. Лешие, говорят, люд православный часто морочат вот этак…
— Спужалась? — спросил голос с участием и ласкою, и Ариша услышала легкие шаги. Тут уж не оглядываться стало страшнее, чем оглянуться.
В потемках видно было слабенько, но Ариша разглядела высокого чужого парня. Только и видно, что лицо у него белое и чистое, а волоса как будто темные и одежа тоже темная. Ружья при нем не видать — но это, может, впотьмах не видать. На лешего вроде не похож, но кто их, леших-то, знает?
— Испужал, окаянный, — сказала Ариша сердито.
— Ну чего ты суровая такая, — сказал парень, подходя ближе. — Я, чай, не хотел обижать-то тебя. Вон, в лесу потемнело, а ты одна идешь… Я проводить тебя хотел.
Ариша успокоилась. Голос у парня был очень приятный, слушать бы и слушать, и вел он себя скромно, не чета знакомым охальникам. Сердиться, верно, не на что было.
— Провожальщик, — проворчала Ариша, но уж не с сердцем, а так, по обычаю, чтоб незнакомец не много забирал себе в голову. — Много вас, этаких-то…
Парень тихонько рассмеялся.
— Где много-то? Ты покажи хоть одного…
Ариша смутилась.
— Так не тут…
— Вот. О том и толкую: как не надо — так не отвяжешься, небось, а как надо — так и нет никого.
Ариша промолчала. Парень был прав. От того, что теперь она была не одна в лесу, темень стала не такой страшной. Ариша пробормотала: «Пойдем, ладно», — и направилась к Прогонной, еле высматривая просвет меж деревьев, а парень пошел следом. Когда он оказался совсем рядом, Ариша убедилась наверное, что спутник ее — не леший.
— Ишь, как ладаном-то пахнет от тебя, — сказала она с удовольствием. — Никак, из скита ты?
— Где мне. Нет, мирской я. На хуторе живу.
— А почем знаешь, как меня звать?
— А угадал. Гляжу — красавица лесом идет, вот и думаю себе: чай, Аришкой звать, никак иначе.
Ариша фыркнула в уголок платка.
— Ох и врать же горазд! Ворожей — что передок без гужей! В лесу-то — хоть глаз коли, а ты красоту мою разобрал. Уж говорил бы прямо — из Бродов, мол, иду, видал, мол, как от сестры выходила…
— Нет, правду сказал. В Бродах, верно, бывал, да не нынче, сестру твою знаю — точно, но тебя-то нечаянно встретил. Я в темноте-то, словно кошка, вижу…
— Ничего ты не видишь, только хвастаться мастер!
— Ан нет, вижу. У тебя, вот, косынка, никак, ромашками разукрашена?
— Раньше видал. Чай, вся Прогонная знает.
— Давно я не был в Прогонной-то… ну ладно. Вон, на висок тебе комар сел. Сейчас уколет.
Ариша шлепнула по виску.
— Да комаров тут — тыщи великие! Невидаль… нет, ты другое скажи, коли можешь. Вот — что я правой рукой-то делаю?
— Сперва фигу казала, потом застеснялась да листик сорвала. Березовый листик-то, не правду говорю?