У каждого красовалась настоящая смертельная рана, но при этом все были живы и дышали, как я. Сумасшедшие актеры из одной и той же галлюцинации, ясновидящие безумцы в адском приюте общего сна, развитием которого можно управлять.
Поняв ход моих мыслей, человек в пелерине почтаря сжалился надо мной и дал разъяснения:
— Успокойся, когда ты в свою очередь убьешь кого-нибудь и увидишь рождение своего мертвеца, истина откроется тебе, и ты сможешь стать одним из нас, перестав мучать себя вопросами. Поскорее приобрети мертвеца — и навсегда избавишься от сомнений.
Ад — это не только геенна огненная. С тех пор меня обуревает адская неуверенность — надежда на пробуждение и разъяснение, которое никогда не придет. Я соскользнул на головокружительный склон безмерного Времени либо попал в когтистые вихри осознанного безумия. Я жил в тревожном ожидании среди совершенно спокойных компаньонов — они сидели на местах, глядели на мои сомнения, усмехались и упрямо повторяли: «Убей… убей… убей… чтобы наконец понять»… Мой сон, мой гипноз или мое безумие- но как узнать, в каком состоянии я оказался? — заставляли меня денно и нощно кружить вокруг этих людей, сидящих здесь, от которых я никак не мог отойти. Им не надо было следить за мной, я не мог уйти — меня удерживал непреодолимый круг. Мне не надо было есть. Я не ощущал запахов, не чувствовал ни холода, ни жары, меня мучило одно — желание проснуться и вернуться в реальный мир.
И настал момент, когда остальные заставили меня последовать за ними.
Это произошло на пороге дня и ночи. Мы вышли из трактира и направились к ближайшей дороге, где из-за попавшего в глубокую колею колеса опрокинулась телега. Молодой парень пытался высвободить колесо. Он был один, и лошади перестали его слушаться.
Когда мы окружили их, животные заржали с таким ужасом, что парень бросил работу и выпрямился. Прислонившись спиной к телеге, он стоял в явном замешательстве. Однако, судя по его взгляду, он глядел поверх нас, совсем не обращая внимания на стоявший почти вплотную полукруг людей.
И меня охватило жуткое ощущение, что он еще не проник в наш кошмар.
Его лошади бились, пытаясь сломать удерживающую их оглоблю, а парень после недолгого колебания в панике бросился прочь.
— Не дай ему уйти, убей его… убей его! — дико завопили мои компаньоны, вынуждая меня бежать вслед за ним. — Это твой мертвец, тот, кто лишит тебя сомнений… Не жди, убей его, не будь дураком!
На этот раз сомнений не оставалось: меня окружали буйные безумцы. Но они превратили меня в такого же помешанного, решившего «обзавестись своим мертвецом».
Я бросился за парнем. Тот бежал очень быстро и, оказавшись перед высокой скалой, вскарабкался на нее, скользя и обдирая колени. Охваченный безумием человекоубийства, я без труда последовал за ним, не ощущая трудности бега, радуясь тяжелому дыханию своей жертвы, и настиг убегавшего на вершине скалы, когда он застыл перед обрывом.
Тут парень обернулся ко мне, его напряженное тело дрожало, он с отчаянием размахивал руками перед собой, словно ему угрожала целая банда. И когда я без спешки приблизился, то услышал скрип его зубов и испуганные стоны. Мне оставалось лишь толкнуть его…
Пронзительный вопль, борозда отчаяния, оставшаяся после падения из-за долгого эха… Парень уже разбился внизу о торчащие острые камни, а крик его еще трепетал в воздухе…
Я отыскал свою жертву по предсмертным хрипам. Парень лежал среди камней, до ужаса обезображенный — плоть и ткани, пропитанные кровью. Я склонился над ним и разглядывал его, словно насиженную кладку яиц. Он испустил дух, тщетно пытаясь привстать.
Но после мгновения неподвижности парень без труда поднялся и, увидев меня, пораженно уставился в мое лицо.
И тогда раздались знакомые мне смешки. Все мои компаньоны были здесь, они сидели кружком, явно удовлетворенные зрелищем. Хохочущая свора, опередившая меня на месте моего преступления.
Ужаснувшись содеянному, я был уязвлен их дикой радостью и, наконец все поняв, бросился прочь, решив навсегда расстаться с ними. Но ноги вновь привели меня к трактиру — я не смог разорвать путы его притяжения.
Я завидел его издали в виде чудовищной бородавки, и. тут рядом со мной возникли два всадника, чьи лошади неспешно ступали по дороге меж колючих кустов.
Это были жандармы. Они воплощали человеческий Закон и Правосудие. Я бросился к ним, но, когда оказался рядом, их лошади со ржанием встали на дыбы, а потом, рванувшись от меня, пустились в галоп.
Я бросился следом, изо всех сил звал жандармов, а нагнав, попытался ухватить за поводья одну из лошадей, которая в ужасе отступала. Я прокричал свое имя этим людям, указав на трактир, прибежище исходящих ненавистью безнаказанных убийц, решившихся на гнусные преступления. Я признался жандармам в собственном злодеянии, умоляя предупредить местных жителей и путешественников, сообщить им об угрозе неминуемой смерти, которая правила бал в этой местности.
Пытаясь успокоить животных, жандармы взволнованно переговаривались между собой. И я услышал, как они спрашивали друг друга, почему так беспокойны лошади каждый раз, когда они проезжают здесь; ведь мухи и оводы водятся и в других местах.
— Скорее всего, — сказал один из них, указывая на трактир, — эти руины с привидениями, которые все обходят за версту, стали пристанищем злокозненного зверья. Животные лучше понимают друг друга, знают то, о чем мы и не догадываемся. Мне здесь всегда не по себе.
— Поехали, — сказал второй жандарм, — покинем это место, где столько несчастных случаев и преступлений так и остались необъясненными.
И тут, охваченный безмерным отчаянием, с лицом, залитым слезами, с болью в сердце, я понял, что навечно проклят, и рухнул на землю перед этими людьми.
Пришпоренные лошади пошли в галоп. Они пронеслись сквозь мое небытие… Бог или дьявол, друг или недруг, скажите, скоро ли настанет день Страшного суда…