Вздохнув, Джон освободил вторую руку, абсолютно затёкшую, и обнял, положив ладонь на лопатку, обтянутую шёлковым халатом. Будто говоря: “Я хоть и сплю, но всё чувствую”. Погладил, чувствуя больше свои пальцы и скользкую ткань.
Шерлок выговаривал ему про грубые пальцы, раздражённо и так часто, что Джон вскоре перестал обращать на это внимание. И однажды чуть не до смерти удивился, когда тот со стоном, задыхаясь, признался, что с ума по ним сходит.
Рука забралась выше и Джон, уже почти окончательно вынырнув из сна, почувствовал, как натянулась на груди кожа, стала чувствительной и в то же время будто чужой. Он лежал с закрытыми глазами и ещё контролировал дыхание, когда Шерлок приподнялся с плеча, не прекращая свои махинации под футболкой.
“Сейчас полезет целоваться” - не успел подумать, как через мгновение почувствовал губами сначала волосы, потом нос и наконец, дыхание нависшего над ним Шерлока.
Он помедлил, наклонился ниже и Джон в который раз поразился что, несмотря на то, что поцелуи их стали событием вполне обыденным, тем не менее, каждый раз в новинку и волнуют ужасно. С такими мыслями он оставался неподвижен. Шерлок отстранился, и через секунду пошёл на штурм снова, немного настойчивей.
Реакции не последовало. Детектив прижимался носом к его щеке и был так явно озадачен, что выдержка военного подвела Джона, и он затрясся, пытаясь хотя бы не издавать звуков.
- Ты издеваешься надо мной, - с изумлением выдохнул Шерлок в его открытый в беззвучном смехе рот и выдернул руку из-под футболки, скорее от неожиданности, чем назло.
Джон продолжал смеяться и теплота от того места, где только что была рука Шерлока, словно кругами пошла по всему телу, начала топить его в себе.
- Джон!
Они любили иногда поиграть в игры, особенно почему-то доктор, чему они оба в глубине души поражались, как и тому, что Шерлок оказался на удивление искренним в постели. Но такое вот гневное, низкое, немного хриплое, обжигающее “Джон” прямо в его горло и становилось уже не так весело. Не так смешно. Игры всегда заканчивались ровно в тот момент, когда ожогом накрывало осознание.
Поцелуй получился слишком резким, на вздохе, но пораненная губа казалась сущей мелочью, потому что Джон смотрел в темноту, смотрел в глаза и точно знал, какие они сейчас. Почему-то ему казалось, что даже если бы он не видел этот взгляд раньше, всё равно знал бы.
И что-то говорил ему, судорожно, будто слова обгоняли мысли, спрашивал “Как ты хочешь?”, он часто спрашивал, хотя Шерлок почти никогда не отвечал. И горел в их общей грубой нежности, мучительно долго, и всё старался не сгореть раньше, и в какой-то момент становилось непонятно, где боль, где удовольствие, и главное - чьи они - собственные или того, кто рядом.
В какой-то момент он полностью терял контроль, переставал понимать что-либо вообще, кроме Шерлока, который упрямо сдерживал стоны и впечатывал сжатый кулак в матрас, и когда что-то бормотал сквозь дыхание, Джону казалось, что он может читать эти слова кожей, словно слепой.
И ведь он думал раньше, что это неправильно. Мог жить, не зная, какой он… настоящий. Ведь всё было как надо, с самого первого их раза, когда он пытался раздеть друга, чтобы обработать какие-то совершенно пустяковые ссадины, а тот упирался. И в итоге им даже не удалось оценить комизм ситуации, потому что у Шерлока слишком резко вздымалась грудь под расстёгнутой рубашкой, а Джон смотрел на его рёбра и кажется не чувствовал даже чужих пальцев на своём ремне, а думал только о том, что больше ничего не будет как прежде. И уже тогда, словно сорвавшись с цепи, они сделали друг с другом многое.
С тех пор у них появилось гораздо больше общего. Одна постель, хотя Холмс часто предпочитал спать один. Одно одеяло на двоих, которое он вечно тянул на себя, Джон приносил второе, и в итоге первое оказывалось на полу, а доктор опять мёрз. Появилось странное ощущение выхода агрессии. Раньше все подавляемые всплески раздражения заканчивались ничем, а теперь выходили во взгляды, темные, полные обещаний. Появилось “Скажи по-человечески” Джона, когда Шерлок садился рядом, чем бы он ни занимался, и начинал допекать по пустякам. Это означало, что его бесит некая проблема, которую нужно срочно решить. Появилось “Прекрати рыться в этой чёртовой тумбочке!” Шерлока, которого она ужасно раздражала, и однажды он швырнул её об стену, а потом им пришлось чинить её, потому что миссис Хадсон схватилась за сердце. Эта тумбочка оказалась фамильной ценностью и помнила ещё Георга Пятого.
И много было странного, к чему привыкнуть оказалось совсем уж нелегко. Джон в который раз ждал и дожидался-таки момента, что детектив вставал и уходил к своим экспериментам, скрипке, или как сейчас, например - спать в одиночестве на диване.
Он проводил взглядом прямую спину.
В темноте по-прежнему ничего не было видно, ни халата, повисшего на спинке кровати, ни часов, которые всё так же тикали, но не навевали теперь сон. Ни, собственно, спины. Но Джон точно знал, какая она, и потому - видел.
- Я надеюсь, ты взял пистолет? – Шерлок шагал между рядов, как оказалось, совсем не к тем местам, что были указаны на билетах.
Они немного опоздали на спектакль и в зале уже темнело. Доктор сунул бумажки в карман брюк и, взяв друга за рукав, зашептал:
- А я надеюсь, ты объяснишь мне сейчас, зачем мне брать оружие на мюзикл Ллойда Уэббера?
- Не думаю, что это обязательно нужно озвучивать,- Шерлок оглянулся и увидел, что на них уже тоже стали оборачиваться. - И уж точно не сейчас.
В загорающемся таинстве театрального света детектив смешно горбился, словно хотел стать меньше и незаметнее, но вместо этого стал похожим на Квазимодо, и начал пробираться дальше, попутно извиняясь направо и налево. Таким тоном, словно это окружающие были виноваты в том, что решили посвятить вечер актёрской игре и музыке, вместо того, чтобы заниматься по-настоящему важными делами.
- Ещё лучше было бы, если бы ты мне ещё дома это объяснил, - пробурчал Джон.
- Потому что пистолет ты не взял.
- Знаешь, я так и знал, что ты бы не согласился идти в театр с таким рвением просто так.
- Хорошо, надеюсь, он не понадобится…
- Что ты задумал?
Они добрались, наконец, до крайнего ряда, и Шерлок, быстро глянув в сторону и одёрнув пиджак, сел.
- У Лестрейда завтра день рождения, хочу преподнести ему небольшой подарок в виде одной неразумной головы.
- Отлично, - Джон приземлился рядом и кивнул. - То есть ты собираешься тут ловить хулиганьё по театру её величества, а спектакль, само собой разумеется, тебе неинтересен.
- Потом расскажешь.
- Ну да. И ты будешь слушать.
У Джона не было при себе пистолета. Собственно, особого желания провести вечер тихо-мирно тоже не было, но то, что Шерлок буквально ни дня не мог просидеть спокойно и шёл даже на обман, его беспокоило.
И, как водится, трагедия Призрака Оперы оказалась ничем по сравнению с тем, что в антракте детектив устроил собственное представление, и в итоге спектакль они как не смотрели, так и не досмотрели.
- Всё хорошо? - спросил Шерлок, когда они шли домой.
- Да.
Такие моменты, когда детектив светился, как неоновая наклейка, временами забавляли Ватсона. И еще – предзнаменовали то, что он ненадолго переключит своё внимание на остальные аспекты жизни.