Они долго слушали. Когда мелодия наконец закончилась и наступила тишина, Карен и Драммонд продолжали сидеть молча, теша себя надеждой, что вот сейчас зазвучит голос Амброуза и расскажет им то, что они так хотели услышать.
Но Гарнер заиграл снова, на этот раз "Та старая черная магия". Карен застонала в отчаянии.
– Пол, нас надули. Слава Богу, что мы хоть деньги не отдали. Но полицейский...
– Если, конечно, это был полицейский...
Карен взглянула на него.
– А ты думаешь, это мог быть и не полицейский?
– Полицейскую форму можно взять напрокат, украсть, сшить. Мы и видели-то лишь часть формы – шлем да кожаную куртку.
– А как же мотоцикл?
– Мы же и его практически не видели. Полицейские фары можно приспособить на любой мотоцикл. Как во всяком хорошем мошенничестве, когда многое строится на предположениях жертвы.
Переварив сказанное, Карен продолжала размышлять вслух:
– Жаль, что мы не можем позвонить Дику. Он бы узнал, был ли этот парень копом.
– При первой возможности мы непременно это сделаем.
– Знать бы, был ли он копом или нет. Это существенно меняет дело. Ты же знаешь, как реагирует полиция, когда убивают кого-нибудь из их парней. Это могло бы значительно ослабить позицию Центра Паркера, да и у Дика, пожалуй, появилась бы возможность напрямую помочь нам. Если же тот человек не был копом, наше положение нисколько не меняется.
Некоторое время они молчали. Гарнер продолжал что-то бормотать. Когда он кончил, они находились на пересечении автострад у Бойл-Хайтс. Выскочив на И-5, они взяли курс на север – в Реддинг.
Только выбрав новый маршрут, они осознали, что их бегство из города – реальность. И тут же возникла необходимость проанализировать создавшуюся ситуацию – у них росло убеждение, что Амброуз – мошенник, который до публикации статьи никогда не слышал о Томе Кигане, не говоря уже о куплете "Триц-блиц", а это просто девяносто минут хорошей музыки – и все.
Заслышав выразительную мелодию "Как высоко луна", Карен глубоко вздохнула и риторически спросила:
– Ну хорошо, а что теперь? Давай вернемся к тому, что произошло до этого момента, и попробуем выстроить кое-какие альтернативные предположения. Допустим, бандиты каким-то образом сумели подключиться к этому телефону, хотя я знаю, что Дик и Джо Стилз все проверили.
– А как насчет самого автомобиля?
– То же самое. Автомобиль чист, но, кто знает, за нами могли следить от самого Дюка и прослушивать на расстоянии. В общем-то я не разбираюсь во всех этих штучках, но знаю, что чуть не каждую неделю изобретается что-то новое и совершенно фантастическое. И нет уже такого уголка на земле, где бы люди могли поговорить, не боясь, что их подслушают.
– Хорошо, допустим, наши разговоры с Амброузом прослушивались.
– Это, во-первых, говорит о том, что с ними Амброуз ничего общего не имеет, во-вторых, скорее всего, он мошенник, который хотел без особых усилий получить пять тысяч. Эти "наши друзья", конечно, поверили, как и мы, что он что-то знает, иначе не убили бы посланца Амброуза из-за классической музыки Эррола Гарнера.
– Верно.
– Но откуда эти негодяи – назовем их просто – знали, что у полицейского, или мнимого полицейского, была пленка? Хорошо, допустим, прослушивали наши телефонные переговоры с Амброузом, когда он заставлял нас кружить по городу. Находясь на почтительном расстоянии, они не выпускали нас из виду. Естественно, они заметили, что нас остановил полицейский. Но откуда они узнали, что полицейский остановил нас не на законном основании? Вспомни, Пол, они мгновенно бросились к нему и тут же открыли огонь. Когда они бежали, полицейский стоял к ним спиной. Они не видели ни кассету в его руке, ни то, что он передавал ее мне. Иначе они не стали бы его обыскивать. Так как же они узнали?
Гарнер продолжал возноситься к луне, светлая, веселая музыка, казалось, долетала до звезд... Драммонд покачал головой:
– Возможно, они узнали как-то об Амброузе, выяснили, кто он и где находится... ну, а потом подключились к разговору с полицейским.
– Возможно. Но зачем Амброузу нужно было поддерживать связь, допустим, по рации, если они работали вместе? Полицейский, вероятно, знал, куда нас направлял Амброуз. Он мог бы просто ждать на прибрежной автостраде и после Сансет перехватить нас.
Драммонд снова покачал головой:
– Просто не знаю. Складывается впечатление, что они подслушали наш разговор с копом.
Карен взглянула на него.
– Но как? Автомобиль чист... Если, конечно...
– Что такое?
– Нет, ничего. Я уже начинаю фантазировать.
– Ну что? Говори. Разве все это не фантастично?
– А что, если полицейский, был, к примеру, двойным агентом, делая вид, что работает на Амброуза, а на самом деле работал на "Н". Пообещал, что предаст им пленку, как только получит ее у Амброуза, а потом все переиграл, решив заработать пять тысяч?
– Гм... Интересное предположение. Но если они знали, кто такой Амброуз и где он находится, то почему они его просто-напросто не убили и не завладели пленкой? Зачем им было убивать полицейского? А почему полицейский не убил ради них Амброуза? И почему не знал или не сказал им, что пленка всего-навсего липа и вся история с ней обыкновенное мошенничество?
Карен буквально застонала:
– Ладно, хватит! Я же сказала тебе, что все это чушь. Меня скоро хватит удар.
– Давай я поведу машину.
– Нет. Пока все нормально. Как ты думаешь, к вечеру мы уже будем в Реддинге?
– Не думаю. Мы оба просто не осознаем еще, насколько напряжены и устали. Где-то на полпути, недалеко от Сан-Франциско, находится Стоктон. Попробуем добраться туда. Если уж где-то останавливаться, я бы предпочел город побольше. Меня не очень прельщает идея оказаться в каком-нибудь мотеле неизвестно где.
Карен озабоченно взглянула на него.
– Ты думаешь, они еще гонятся за нами?
– Они знают, что пленка у нас, и уверены, что за нее стоит убить. Да, они нас ищут.
Карен кулаком ударила по рулю, вложив в этот удар все свое разочарование и огорчение.
– Да провались все к черту! А не сообщить ли им, что это всего лишь Эррол Гарнер? Какого дьявола, Пол! Я не против умереть за великое дело, но не за того парня, который играет на пианино "Отправь меня на луну" и что-то бормочет под музыку.
Она нахмурилась, прислушиваясь к звукам, льющимся из динамика.
– Амброуз, ты негодяй, мог бы уж по крайней мере сделать приличную запись!
Драммонд усмехнулся:
– Тебе не нравится? Так же звучала и моя пластинка на старом проигрывателе.
– Это же было двадцать лет назад. Наверное, Амброуз записал ее с твоей старой пластинки.
Драммонд нахмурился.
– Почему ты так думаешь?
– А ты обрати внимание на качество записи, на этот странный фоновый шум. Как будто кто-то нашептывает какую-то песню вместе с Эрролом.
Драммонд засмеялся.
– Конечно, для утонченного слуха, привыкшего к записям на компакт-дисках девяностых годов...
– У Амброуза, вероятно, была одна из тех старинных штуковин, которые вы здесь называете фонографами, с головкой весом четыре фунта и стальной иглой для проигрывания пластинок. Во всяком случае, спасибо, что хоть Эррола записал, мог бы вообще прислать пустую пленку.
– Мог, конечно.
И вдруг важность того, что они только что сказали, стала медленно проникать в их затуманенное неожиданными событиями сознание. Они переглянулись, и у Карен вырвался интересовавший обоих вопрос:
– Так почему же он этого не сделал?
Драммонд кивнул и повторил:
– Да, почему же он этого не сделал?
Он протянул руку к магнитофону и увеличил громкость до предельной мощности, затем слегка убавил звук, наклонился ближе к магнитофону, закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, приложил ухо к ближайшему динамику и через несколько секунд прошептал:
– Какой же я дурак!
– Что? – взволнованно спросила Карен. Усталость у нее как рукой сняло.
– Думаю, что нам надо извиниться перед Амброузом.